Большая перемена | страница 80



Глядя с завистью на их игру, я понял: теперь потерял Лазаренко навсегда — этот здоровяк неуязвим для моих худосочных аргументов. И сам я в его глазах жалкий хиляк.

Так я думал, покидая его дом похлебавши несолоно и вообще кисло и горько. Но, оказывается, жизнь написала для нас с Лазаренко свой собственный сценарий. В тот же вечер меня сорвали с урока — в дверь заглянула секретарша, у неё был всполошённый вид.

— Нестор Петрович, вас срочно к телефону!

«Что-то с Линой!» — испугался я и поспешил в учительскую.

— Что-то с Лазаренко, — говорила секретарша, еле поспевая за мной. — Звонит его жена. Кричит, а что случилось, не поймёшь. Требует вас!

В учительской я схватил лежавшую на столе телефонную трубку, назвался и услышал в ответ истерические вопли:

— Вы накаркали, сглазили и укатились, а Вите стало плохо. Теперь он в больнице. И всё из-за вас!

— Я не колдун! Не злодей. Я желал ему добра. А что говорят врачи?

— У него какой-то перитонит. Сделали операцию. С этим, наркозом. Теперь ему обещают перелить кровь. Что же теперь будет, Нестор Петрович? Вы же учитель, знаете всё.

Для семьи, где редко случались болезни, и то по мелочам, это происшествие, конечно, было адским кошмаром.

— Не пугайтесь, скоро ваш муж будет здоров, как Геракл. Я сам отдам ему кровь. Свою кровь, — пообещал я в запале.

И тут же подумал: а что, Нестор, это идея! Забрезжила неясная, будто в тумане, возможность вернуть Лазаренко в школу, пока лишь некий намёк.

Я узнал номер больницы и рано утром, почти не спав, побежал в хирургическое отделение. Заведующего ещё не было, и я пооколачивался возле дверей его кабинета, вызывая подозрения у протиравших пол санитарок. Когда он пришёл, я прошмыгнул за ним в кабинет.

— Вы чей-то родственник? Практикант? — спросил он, облачаясь в белоснежный халат.

— Я — педагог, — ответил я многозначительно, будто назвал пароль.

И поведал: мол, так и так, есть у меня ученик Лазаренко, ныне ваш пациент, пренебрегающий учёбой. И вы должны ему перелить мою кровь, именно мою и только мою, с её лейкоцитами и эритроцитами.

— Почему непременно вашу? — осторожно спросил хирург, явно сочтя меня ненормальным и стараясь не доводить до буйных поступков.

— Понимаете, у нас, Северовых, в крови неуёмная тяга к знаниям. Это как бы наш фамильный знак, — пояснил я как можно разумней.

— Так, так, и вы полагаете, будто ваша фирменная кровь позовёт этого ученика в школу. — Он изображал глубокий интерес.

— Я не полагаю, я уверен, — перебил я, может, не очень вежливо.