Через день я её увидел сам. Бродил по книжным магазинам, искал новый учебник по Средним векам, — и вот она, пожалуйста, шествует по противоположной стороне улицы, а вокруг неё гарцует уже знакомая мне свита. И Лина держится за галантный локоть Эдика.
Я забыл об осторожности и придвинулся к самому краю тротуара. Но, к счастью, Лина меня не засекла, проследовала дальше. Да и зачем ей смерды, если она сама королева, не английская, а только для этих парней, и всё же…
Я разозлился на себя и решительно свернул на другую улицу.
Под ручку с Эдиком — ещё полбеды. Признаюсь, днями, — но на самом-то деле это случилось уже поздним вечером, — я, и сам не зная зачем, подошёл к дому Лины, принялся бродить вокруг да около, выписывая сложные вензеля. Не удивлюсь, если это было её имя. Пока я вникал в смысл этого рисунка, из подъезда вышел Эдик с помойным ведром. Я едва успел спрятаться за ближайшим деревом. В руке Эдика несомненно было её ведро, Лины. Не ходит же он в гости со своим помойным ведром! Не ведая о затаившемся соглядатае, Эдик направился к металлическому контейнеру, вытряхнул в бак мусор Лины, точно свой собственный, и ушёл в дом, словно к себе. После столь выразительно интимной сцепы, — она ему доверила свой мусор! — мне не осталось ничего другого, как с горечью покинуть её двор. Будто я их застал в одной постели!
Лёсик сочинил анекдот и запустил на институтскую орбиту. Его действие развернулось в одной из городских столовых. Нестор Северов взял на первое борщ и, приступив к трапезе, обнаружил в ложке лавровый лист, оскорбился, вызвал здешнего повара и якобы возмущённо заорал:
— Как это понимать? Как гнусный намёк?!
Анекдот мне передал знакомый — студент четвёртого курса, случайно встреченный в троллейбусе. Он сидел за моей спиной и, подавшись вперёд, обдавая мой затылок жарким дыханием, описал эту историю в мельчайших подробностях и, возможно, кое-что добавил от себя. Потом он начал возмущаться, но ему, видимо, было смешно самому, Лёсик хватил лишку, переборщил, если уж был упомянут борщ, — ударил в больное место. Я рассвирепел, обещал превратить Лёсика в колоратурное сопрано. Для Лёсика это будет концом его общественной деятельности, она у него была тесно связана с этой плотью. Студент тут же вызвался в чёрные вестники — он охотно передаст мои угрозы зарвавшемуся сочинителю анекдотов.
Прошло две недели с начала моей работы. Я в очередной, третий, раз иду на урок в шестой класс. За это время я исходил десятки километров по гремящим заводским цехам, зыбким трапам строек, те садистски поскрипывают под ногами, испытывая нервы неискушённого человека.
