Нам же известно, что Скейлз не прикасался к подносу, если только не сделал этого бессознательно и чисто случайно.
Давайте разберем его реальные поступки и действия. Оставим бесплодные размышления о том, кто и почему мог бы заподозрить его в убийстве. Представим лишь себе, как бы все выглядело, явись он сам в Скотленд-Ярд и расскажи там историю смерти Гаррика Друри точно так же, как рассказала ее нам Дороти Сэйерс в «Кровавой жертве».
Когда происходит убийство, нередко в полицию являются люди и признаются в своей виновности. Причем порой их истории выглядят достаточно правдоподобно. Однако все подобные добровольные явки с повинной подвергаются проверке снова и снова, пока не обнаружится с полнейшей достоверностью, что эти люди занимались самооговором, не имея к преступлению никакого отношения. Такие ложные признания делаются по самым разнообразным причинам. Порой люди страдают навязчивыми идеями. Иногда мотивацией для них служит извращенное тщеславное желание войти в историю, пусть даже в крайне негативном примере. Им любой ценой хочется увидеть свою фамилию в заголовках газет, они жаждут оказаться в центре внимания общественности всей страны.
Но их мотивации для нас сейчас не столь важны, как отношение полиции к подобным признаниям. Само по себе признание отнюдь не воспринимается как доказательство виновности. Каждое из них тщательно расследуется. Все обстоятельства анализируются. Их правдивость проверяется на основе реально установленных сыщиками фактов и имеющихся улик.
Точно такой же процедуре непременно подвергся бы рассказ Джона Скейлза.
Сидя в кресле дознавателя и проводя допрос, я прежде всего поинтересовался бы: действительно ли поднос был развернут? Ведь ни доктор, ни Уолтер ничего не заметили, а врачи в силу своей профессии, как правило, обладают особой наблюдательностью. И если бы поднос поменял положение столь радикальным образом, то из троих мужчин именно врач с наибольшей вероятностью мог обратить на это внимание.
Но доктор проморгал этот момент, а от Джона Скейлза он не укрылся? Здесь особенно важен аспект, который необходимо подчеркнуть, – Скейлз сам не был ни в чем уверен. Когда его впервые заинтересовало положение поврежденной розочки на подносе, он лишь смутно заподозрил какое-то отклонение от нормы и не понял, в чем оно заключается. Осознание этого окончательно оформилось только после того, как начался процесс взятия крови для переливания. Причем сомнения не развеялись даже после смерти Друри. Идею перевернутого подноса он принял не умом, а исключительно эмоционально.
