С этими словами я оставил его. Мой гнев почти полностью улетучился, уступив место одному лишь холодному отвращению.
Грязную посуду я забрал с собой на кухню, как и лампу с обеденного стола, логично посчитав, что жучкам будет вольготнее в темноте. Закрыв и заперев дверь, я крикнул жене, что майор заснул, и посоветовал ей сделать то же самое. В паузах между мытьем посуды я прислушивался к происходившему в гостиной. Однажды до меня донесся какой-то горловой звук, похожий на сдавленное чавканье. Но кроме этого – ничего. Однако мне чудилось легкое шуршание бумаги. Я прикрепил листок над щелью в кирпичной стене, откуда по большей части выползали жуки. При этом я, разумеется, ни в коем случае не хотел преградить им путь и сейчас слышал движение множества крошечных лапок.
Через какое-то время я выключил в кухне свет и вошел в гостиную, стараясь не производить ни малейшего шума. Но эта мера оказалась излишней, потому что жуки не испугались даже луча моего карманного фонарика. Они находились там, где я и рассчитывал их увидеть, причем просто кишели. Жадно поводя, как щупальцами, своими усиками, их главарь возглавлял шествие, и постепенно они скапливались в липкой от сиропа бороде, сражаясь между собой за лакомство, предложенное мной. Мне было отчетливо видно, как волоски бороды шевелились, когда насекомые зарывались в нее в поисках все новых капель сиропа. Затем один из жуков окончательно осмелел, взобрался по отвисшей нижней губе, переполз через желтый частокол зубов и спустился по языку, чтобы насладиться пропитанной сладким пробкой. За ним последовали другие, и я понял по хлюпанью в горле своей жертвы, что эти твари уже забрались глубоко в глотку. Мог ли майор каким-то образом воспрепятствовать их проникновению дальше? Я был уверен, что не мог, а потом расслышал, как у него перехватило дыхание и он издал ужасающий хрип. Я долго держал фонарик, направив луч ему в лицо, страшась, но и торжествуя, пока не увидел в глазах признаков полностью охватившего его безумия. Он получал заслуженное возмездие за все мерзости, совершенные им в жизни, и хотя моя ненависть к нему оставалась, во мне было достаточно жалости, чтобы понять – больше ему этой пытки не выдержать. Рукой, все еще затянутой в перчатку, я взял пузырек с никотином и вылил его содержимое в открытый рот. Ему стоило сделать всего лишь один большой глоток, и наступила смерть. Ужас застыл в остекленевших глазах, и я нисколько не сомневался в его гибели. Никогда ему больше не шантажировать меня угрозами огласки моего секрета.
