– Что ты хочешь этим сказать, подонок? – прошипел я.
– Только то, что сказал, то есть чистую правду. Подумай сам: полюбила бы она тебя, если бы знала о преступном прошлом?
– Уверен, ее любовь ко мне выдержит любые испытания, – несколько высокомерно сказал я.
– Но ты тем не менее ни о чем ей не рассказал, а если послушаешься моего совета, то воздержишься от признания. Держи язык за зубами, мальчик мой, и сделай все, чтобы у меня не было желания поделиться секретами. Я научу тебя сдержанности, которая поможет сохранить ваше любовное гнездышко.
И я странным образом понял, что он прав. Наблюдая за тем, как он жадно ест печенье, приготовленное моей женой, и запивает его огромными порциями виски, я отказался от мысли обо всем рассказать супруге, но дал себе клятву внять его совету и молчать. Но только вовсе не так, как он рассчитывал. Больше плясать под его дудку не входило в мои планы.
Майор пил не переставая, пока моя жена готовила нам горячее к ужину, наблюдал, как я накрываю на стол и продолжаю целиком оставаться в его власти, видимо, чему он втайне радовался. И, уж будьте уверены, я вел себя достаточно осторожно, чтобы он не заподозрил, как скоро ситуация коренным образом изменится.
– Вижу, тебе не доставляет особого удовольствия ставить на стол третью тарелку, – ухмыльнулся он. – Что ж, придется привыкать, потому что я собираюсь жить здесь до тех пор, пока ты не обеспечишь в достаточной степени мой отъезд. У меня появилась идея, чтобы вы оба приняли участие в создании моей новой фирмы, понимаешь? Твоя жена призналась мне, что у нее водятся кое-какие деньжата. Так что я отправлюсь в Лондон, только когда вы оба выложите наличные за акции моего предприятия. А там уж найду, как хорошенько применить полученные от вас деньги.
После ужина он выпил еще виски и выкурил несколько моих сигар. Свое пьянство он объяснил жене необходимостью справиться с приступом застарелого недуга – малярии, – а виски служило в таких случаях наилучшим из лекарств. Говоря обо всем этом, он украдкой подмигнул мне, а потом сделал вид, насколько ему приятно сочувствие моей жены к его персоне.
Именно в тот момент, когда он с наслаждением затягивался моими сигарами, я подумал о смерти от никотина. Мне припомнились все случаи, о каких доводилось читать, и один из них привлек мое особое внимание, потому что убийцу так и не привлекли к ответу. Но он написал признание, ставшее достоянием гласности уже после его собственной смерти. Я отчетливо помнил написанные им строки.
