Ярко-алая река
Что течет издалека
Принеси нам к дому счастье
Жизнь людская не легка
Послышался звук вдыхаемого воздуха. Человек у окна к чему-то принюхивался. Зашуршала одежда, и Левмир снова вывернул шею, чтобы разглядеть незнакомца. Он встретился взглядом со смертью.
Длинные черные волосы обрамляли узкое бледное лицо с глубоко посаженными глазами. Глаза невероятного цвета — черные с красными прожилками. В них ничего теплого, доброго или хотя бы человеческого. Глаза зверя, убийцы. Но бледные тонкие губы кривились в улыбке.
— Ребенок, — прошептал человек. — Надо же… Совсем другой запах. Совсем другой вкус. Упакуешь мне это отдельно! Я не могу допустить, чтобы она перепуталась.
— Да, господин, — тихо отозвался врач.
— И впредь помечай все, что от детей до шестнадцати лет.
— Слушаюсь, господин.
Голос господина звучал приятно. Сильный, низкий, легко перетекающий от шелестящего шепота к раскатистым командным интонациям. Господин подошел к кушетке, черные глаза смотрели на мальчика, улыбка будто приклеилась к лицу. Левмир не мог отвести взгляда от этих голодных глаз.
— Вы — вампир? — прошептал он.
Господин поклонился в знак согласия.
— Вы… пьете кровь? — спросил Левмир, не зная, что еще сказать.
— Приходится, малыш. Надеюсь, ты не в обиде? Поверь, у тебя останется достаточно, чтобы жить.
Левмир замотал головой, всеми силами стараясь показать, что не собирается обижаться на это жуткое существо. В нем чувствовалась огромная сила. Сила, позволяющая уничтожать целые деревни одним движением руки. А Левмир наоборот становился все слабее. Маленький перепуганный мальчик на кушетке и нависший над ним черный ворон.
— Думаю, хватит, — послышался голос врача.
Господин перестал улыбаться и перевел взгляд на него. Левмир с облегчением заморгал.
— Хочешь сказать, это все, что ты можешь с него выдоить? — прошипел господин.
— Да, если вы хотите, чтобы через неделю он пришел снова.
— Почему бы ему не прийти?
— Он может умереть, господин. Детский организм более хрупок, чем организм взрослого человека.
Господин окинул взглядом, полным презрения, тщедушное тельце Левмира и, щелкнув языком, вернулся к окну.
— Пусть идет. И зови следующего. Скажи, что дольше я ждать не намерен.
Левмир сполз с кушетки, зажимая ватой место, куда вонзалась игла. Голова кружилась, ноги подкашивались, но он мог идти. Шаг, еще шаг…
— Эй, мальчик, — остановил его голос врача. — Вот, это твое.
Онемевшие пальцы сжали холщовый мешочек, туго набитый монетами. Плата за донацию.
