Отец торопливо оделся и спустился вниз. В зале, в тоге с широкой багряной полосой стоял легат Пульхр и три воина. Отец спросонья решил, что он вчера обидел Августа, и его пришли арестовать, но тут заметил, что воины стерегут тяжелые кожаные мешки. Он почтительно поприветствовал легата.
— Едва нашел тебя, — проворчал Пульхр. — Хорошо, что привратник наместника заметил повозку и узнал хозяйку. Принимай! Август велел передать.
— Что это? — удивился отец.
— Ты жаловался на ценз, — хмыкнул легат. — Август дарует его тебе! Однако сказал, что это в долг, отдашь, как разбогатеешь.
С этими словами он протянул Луцию свиток с императорской печатью. «Заемное письмо! — понял Луций. — Ладно, пересчитаю деньги, подпишу и отнесу в канцелярию наместника. Неудобно при Пульхре». Отец небрежно сунул свиток за пояс. Легат изумленно глянул на своего ланисту.
— Еще Август велел тебе передать, чтобы ты женился как можно скорее! — сердито сказал Пульхр. — Иначе не видать тебе должности!
— Но у меня нет невесты!
— Разве? — язвительно спросил легат, глядя Луцию за спину.
Отец обернулся. Випсания, небрежно одетая, но все равно прекрасная стояла на лестнице, с тревогой глядя на гостей.
— Тебя зовут Випсания? — спросил ее Пульхр.
Женщина кивнула.
— Мне сказали, что ты вдова и дом принадлежит тебе, — продолжил легат, с завистью обводя взглядом мраморную колоннаду.
— Тебе сказали правду, — подтвердила Випсания.
— Ты знаешь его? — указал легат на отца.
— Да.
— Хочешь выйти за него замуж?
— Да.
— Вот видишь! — повернулся Пульхр к отцу. — Прощай, Руф! Не забудь пригласить на свадьбу! За что тебя так любят боги? Всего лишь убил фриза… Ты вовремя познакомилась с Руфом! — проворчал он в адрес Випсании. — И как только узнала? Наверное, подкупила вольноотпущенника в канцелярии наместника…
С этими словами легат и солдаты ушли. Луций, все еще ничего не понимая, смотрел на оставленные мешки. Будучи центурионом и префектом когорты, он часто имел дело с деньгами и на глаз мог определить сумму. Это не могли быть медные сестерции — понадобилось бы сто таких мешков. Четыреста тысяч в серебряных денариях поместились бы двадцати пяти. Но мешков было три. После бурной ночи думалось плохо, и отец сломал императорскую печать на ближайшем к нему мешке — в нем лежали золотые ауреии. Не веря глазам, отец вытряхнул мешок на мраморный пол — золото засверкало горкой у его ног. Монеты были новенькие, только что отчеканенные. Отец схватил второй мешок — там тоже лежало золото, четыре тысячи новеньких монет с профилем императора. В серебряном денарии — четыре сестерция, в аурее — двадцать пять денариев. Денег было втрое больше, чем необходимо для ценза всадника.
