"ЗАВТРА". Вы в чём-то разочаровались?
Евгения СМОЛЬЯНИНОВА. Задумалась. На сцене ты ослеплён рампой, огнями, и жизнь человека где-то далеко. А оказалось, она рядом, прямо перед тобой. И её горести, печали, в конце концов, смерть, становятся частью уже твоего пути. Но мы боимся потрясений. Боимся глубоких переживаний, тратим огромное количество сил, средств на то, чтобы не замечать боли, страданий, чтобы в погоне за иллюзией не отдавать себе отчета в том, что иллюзия эта в одну секунду может рассыпаться. Реальность мира такова, что он скорбный, а человек — смертен. Но вот он слушает русскую народную песню. И чувствует: смерть не является чем-то конечным. Потому что песня как бы содержит человека, его душу, его душевные переживания. Мы можем прикоснуться к песне и понять, что чувствовал человек много-много веков тому назад. Песня — это увековеченность во временном. Но если взрастаешь на песнях про "Чебурашку", то о чём говорить? Я задумалась о поисках форм исполнения, которые вылились в одну форму, а именно — быть Ариной Родионовной. Давать человеку возможность получить недостающую ласку, тепло, любовь, надёжность, заключающиеся в русских народных песнях и манере пения, от Ольги Сергеевой мне перешедшей.
"ЗАВТРА". В медицинский центр к вам приходит пациент, вы для него поете, а потом он делится с вами смятением, угнетённостью, страданием. Не тяжело выслушивать?
Евгения СМОЛЬЯНИНОВА. Нет, вообще не тяжело. Что ж здесь сложного, слушать человека? Один человек вам расскажет горькую историю своей жизни, второй радостную, а третий красивую. Мы всегда что-нибудь рассказываем друг другу. Но сегодня сама возможность рассказать человеку, который тебя слушает — редчайшая возможность. Нам сегодня глубоко безразличны переживания другого человека. А если мы и выслушиваем их, то переживаем свои переживания.
"ЗАВТРА". Вы не хотели когда-либо стать врачом?
Евгения СМОЛЬЯНИНОВА. Должна сказать, что я никогда не хотела быть ни актрисой, ни певицей на сцене. Никогда. Я хотела петь народные песни — да. Я хотела петь песни Ольги Сергеевой — да. Дальше моя мечта не шла. Но когда начала петь, то жизнь стала так складываться, что я попала в медицинские круги. В 1982 году познакомилась с Андреем Владимировичем Гнездиловым. Сегодня он — знаменитый доктор, редкий по глубинной ответственности проживаемой своей жизни человек. А тогда работал в детской клинике, психотерапевтом. Три года подряд, еженедельно, в его доме собирались гости, среди гостей была и я, по просьбе Андрея Владимировича не раз пела русские народные песни. Оказалось, среди гостей были врачи со своими пациентами, с душевнобольными людьми, которые нуждались в особом попечении, родственники, которые не хотели отправлять их в общие клиники. В подробности я не вникала никогда, просто пела. Через год-полтора такой практики, бессознательной в каком-то смысле, до моего сведения довели, что песни, мною исполненные, действуют умиротворяюще, дают пациентам ощущение покоя. Андрею Владимировичу я часто говорила о голосе Ольги Сергеевой. И выяснилось, что он знает фольклористку, которая Ольгу Сергееву привозила в Ленинград; больше того, он её консультировал. Он-то и дал мне рекомендательное письмо, с которым я приехала к Ольге Сергеевой.
