– Кончился хлеб-то. Ребята уж от своего отрезали, – и выложила на стол половину пышного каравая с румяной корочкой. – Говорят, чего Ленька впереди нас не встал, получил бы…
Кроме хлеба Лена принесла селедку, повидла к чаю и для детишек кисть винограда. То-то Ленька был рад гостинцу, буквально смаковал каждую ягодку. Видно, не часто перепадало ему такое лакомство.
– А это Линке оставлю, – и он мужественно отодвинул от себя большую часть кисти.
Селедка с горячей картошкой казалась очень вкусной, и чай после нее мы пили чашку за чашкой. В комнате стало жарко. Лена вытирала потное, раскрасневшееся лицо и уже более спокойно рассказывала о себе. Работала она с топографами, носила рейку. Работа сама по себе была несложной, но утомительной. Целый день в любую погоду: на солнце, на ветру, в мороз.
– Трудно, да что поделаешь… Вот в город бы надо съездить, сапожки Леониду купить, да не знаю, когда и выберусь.
– Мама, я и без сапог обойдусь. Ты себе купи!
– Ладно, помолчи…
Подумав немного, Лена вздохнула:
– Нет, в это воскресенье, видно, опять не придется в город поехать – картошки надо на зиму запасти… Уж, видно, Леня, мы тебе сапоги из той получки купим… А? – Лена виновато смотрела на сына.
– Да ладно, мамка, – с грубоватой нежностью отвечал Леня. – Сказано, обойдусь!
После чая мы долго сумерничали, тихонько разговаривая обо всем, вспоминали дом, бабушек, говорили о моих родителях, о тетках – сестрах Лены, о которых она почти ничего не знала, так как не переписывалась с ними. Елена сидела, покачивая зыбку с дочерью. И она, и я вздрогнули, когда в сенях послышались торопливые шаги. Дверь распахнулась, и молодой женский голос сказал с порога:
– Здорово живете! Чего в потемках сидите? Я уж думала, что и дома-то никого нет!
– Проходи, садись, Клаша.
– Некогда рассиживаться-то! в клуб новую картину привезли, после лекции крутить будут! Пошли, Лена!
– Да, куда я, Кланя, от своих-то пойду?
– А-а-а, вечно ты так! Вдругорядь и заходить не буду! – Клавдия ушла, а мы, поговорив еще немного, легли спать.
Утром я проснулась от голосов за дверью, от лязга разбираемых рабочими лопат. Но скоро все стихло, рабочие ушли, и тогда в наступившей тишине отчетливо прозвучал низкий мужской голос:
– Ну, так как, Лена, порешим?
– А чего решать-то? Я давно тебе сказала, что не будет этого.
– Лена!
– Чего, Лена? Уйди, не вяжись!
Слышно было, как за дверью упало, звякнуло ведро. Похоже было, что за дверью шла борьба.
