Симпл предъявляет счет | страница 11
Очень сожалею, Джим Кроу, но именно так скажет бог. А потому я и сам могу сказать это первый.
И сейчас, когда крышка гроба заколочена, а за дверями уже стоит катафалк, и Толмэдж, Истлэнд и Бирнс утирают слезу, и все вагоны на Южной железной дороге одеты в траур, и флаг конфедерации наполовину приспущен, и «Дочери американской революции» одна за другой попадали в обморок, — мне доставляет огромное удовольствие завершить похоронную церемонию такими словами: «Джим Кроу, проваливай в преисподнюю!»
Неделя белой истории
— Близятся день рождения Линкольна и Неделя черной истории, — сказал Симпл, — а когда же, интересно, будет отмечаться Неделя белой истории?
— Неделя белой истории? — воскликнул я. — Никогда о такой не слыхал.
— Я тоже, — сказал Симпл, — но ведь должна же быть Неделя белой истории?! У белых ведь побольше, чем у нас, всякого такого, что стоит отметить.
— Например?
— Например, день, когда они купили первых негров с невольничьего корабля в Джеймстауне, и с тех пор только и делают в этой стране, что заставляют нас работать на себя задаром или почти задаром. Такой день они наверняка могли бы отметить во время Недели белой истории.
— Вряд ли они захотели бы прославлять столь ославленную ошибку, ведь с тех пор негры прямо-таки сидят у них в печенках.
— Ну, тогда во время Недели белой истории они могли бы отпраздновать те три сотни лет, на протяжении которых белые жили за счет негритянского труда, — сказал Симпл, — когда у них были рабы, которые засевали, пахали и мотыжили землю задаром, а сами они пользовались плодами наших трудов. В память об этом, я думаю, белые могли бы славно повеселиться. В 1619 году были привезены первые рабы; в 1719 году негры все еще находились в рабстве; в 1819 — тоже; и в 1919 году дело обстояло ненамного лучше, потому что даже после Гражданской войны потребовались долгие годы, чтобы добиться сносных заработков. Триста лет белые заставляли негров работать задаром. Будь я белым, я бы непременно отмечал это славное времечко. А вы?
— Думаю, что и я тоже, но, пожалуй, без всякого чувства гордости.