Вспышка обожгла герцогу ухо, и он заорал так, что перекрыл грохот выстрела. Ближайший из солдат выронил копье и упал ничком. Остальные остановились. Несомненно, они все еще руководствовались приказом герцогини взять Грина живьем, а герцог спустился с лестницы как раз вовремя, чтобы оказаться свидетелем взрыва. И теперь он был не в состоянии отдать противоположный приказ, поскольку был оглушен и ошеломлен выстрелом, прогремевшим прямо у него над ухом.
— Убирайтесь, или я убью герцога! — крикнул Грин. — Он хочет, чтобы вы отошли от лестницы и не беспокоили нас, пока он не отдаст другой приказ!
В мерцающем свете факелов он мог видеть появившееся на лицах солдат недоумение. Только тут Грин сообразил, что от волнения он отдал этот приказ по-английски. Он поспешно перевел свое требование и с облегчением увидел, как солдаты хоть и неохотно, но все же отступили. Грин доволок герцога до его покоев, запер дверь на засов и заново зарядил пистолет.
— Чем дальше, тем веселее! — сказал он снова по-английски. — Ну и что делать будем, а, коротышка?
Покои герцога отличались еще большей роскошью, чем покои его жены, и были больше размером, потому что им полагалось вмещать в себя не только сотни охотничьих трофеев герцога, — в том числе и человеческие головы, — но и его коллекцию стеклянных птиц. Здесь легко было заметить, какой страсти отдано сердце герцога: охотничьи трофеи были покрыты слоем пыли, а каждое из сверкающих крылатых созданий было безупречно чистым. Да, слугам, которым полагалось поддерживать здесь чистоту, приходилось нелегко.
При виде этой картины Грин радостно улыбнулся.
Если вы сражаетесь за свою жизнь, бейте противника в самое уязвимое место...
На то, чтобы привязать герцога к креслу снятыми со стен охотничьими хлыстами, ушло не больше двух минут.
Герцог тем временем успел прийти в себя. Он принялся выкрикивать все известные ему ругательства — а знал он их немало — и грозиться самыми утонченными пытками, какие он только мог придумать, — а познания герцога в этой области были чрезвычайно обширны. Грин подождал, пока герцог окончательно посадит голос, а потом твердо, но негромко сказал, что он, Грин, намеревается делать до тех пор, пока герцог не выпустит его из замка. В подтверждение своих намерений Алан подхватил дубинку, усаженную железными шипами, и со свистом рассек ею воздух. Глаза герцога расширились, а лицо залила бледность. Из непокорного правителя, осыпающего оскорблениями своего похитителя и грозящего ему всеми мыслимыми карами, герцог внезапно превратился в съежившегося, дрожащего пожилого человека.
