Нет, все-таки повезло Оське в день первый! Он наконец оказался на своем месте: между двумя людьми, которым чего-то не хватало... Дыхания? Жизни? Нет - времени! Для Осипа же время длилось и длилось. Между вчера и завтра, между осенью и весной, между... Меж двух огней отныне - меж двух людей, которых он никогда не догонит, и которым никогда уже от него не убежать. Ведь вот он - старик. Старик невыносимо далек, он ровесник века. С ума сойти - века! И этот невыносимый старик отец ему. Не может быть. Быть того не может, чтоб целый век стал твоим отцом. Оттого и замирал Оська под чужими взглядами, и теребил коротковатые рукава пиджачка, и косил лилово, ведь казалось ему, что все глядят на него с любопытством и только из вежливости пальцами не тычут.
..._отойди, от нас, мальчик, не суйся ты к нам, мы - люди, мы человеки, а ты кто? кто же ты такой? ты, кому век сей приходится отцом, а могильная плита - матерью! кто ты?!_
Но входная дверь приоткрылась, и спиной к закатному лесу в дверном проеме встала девочка. Девочка, которая вовсе не испугалась страшного, седого, как лунь, старика. Она подошла прямо к веку сему, кривлявшемуся натужно, и сказала:
- Я - Соня. А вас как зовут? А слона? Вы едите слона на счастье?
Да. Именно так она и сказала. А Яков Моисеевич засмеялся. Впервые в жизни Оськи кривобокого.
_
Ты вернулась. И зову я теперь тебя Соней-Сонечкой. Тебе нравится? Я знаю, что нравится. Ведь ты улыбаешься мне ласково, даже лучше, чем раньше улыбалась._
(Знаете, Яков, если бы вы даже и назвали девчонку иначе - именем покойницы, как вам хотелось сначала, она бы ничего не поняла. И продолжала бы улыбаться. Вы-то не поверите, но девчонка со странностями! Ей почему-то всегда кажется, что, когда люди говорят чушь, они всего лишь шутят. Собственно, вам повезло в день первый больше остальных: вы, Яков, как и много лет назад, встретили девчонку, которая никак не могла поверить в человеческую глупость. Оттого даже вы сумели показаться ей умным. Повезло же вам!)
А Оська выполз из-под стола и поклонился девочке, так, как страшный старик кланялся незнакомым старым тетям.
- Это мой папа, - показал Осип на старика, который ничего проговорить не мог, поскольку все еще смеялся. - Яков Моисеевич - мой папа, - сказал Осип.
И девочка не удивилась, только спросила снова:
- А слона едят на счастье?
Яков Моисеевич посмотрел на ладонь, где все еще лежал недоеденный слон, четвертый по счету, на каминную полку, где стояли обреченно трое последних из слоновьего стада, провел левой рукой по нагрудному карману, где притаились сожранные слоны, и понял, что _все хорошо отныне, голубка моя..._
