— Это мы только… фу-фу… сегодня на твоей еде шикуем! А завтра… фу-фу… поставлю тебя на довольствие по всем правилам! Мы с тобой — питерцы… фуфу… и жить будем на питерском пайке!
— Что ж, ему и своего нельзя будет добавить? — спросила Глаша.
— Нельзя!
— Оно же мое личное! — возмутился Юрий. — И картошка, и еще кое-что!
— У нас один тоже с этим личным возился! — строго сказал Глебка. — И подвел весь отряд!… Я кусочек сала у него попробовал — и сейчас тошнит! Как таракана проглотил!… Вот оно личное-то какое!
— Зачем же ты мою картошку ешь? — спросил Юрий.
Глебка поперхнулся, хотел выплюнуть картошку, но передумал.
— Ты еще не настоящий боец продотряда, и у тебя должна быть пока своя еда! — резонно ответил он. — А как поставлю на общее довольствие, — так все!
— Отберешь?
— Заберу в общий котел!… Или выброшу, как то сало!
Юрию не очень понравилось это, но возражать он не посмел, лишь вопросительно взглянул на Глашу: она опытная в таких делах, может, придумает что-нибудь.
Но Глаша не поддержала брата.
— Тебе все равно и картошку, и муку заместо денег дали, чтоб за поезд заплатить, — сказала она и обратилась к Глебке. — Только ты его до самого Питера довези! Ладно?
— Довезем! В сохранности будет! Так вместе с хлебом на вокзал и въедет! — ответил Глебка. — Я ведь за хлеб головой отвечаю!… Когда Ленин нас с батей в Кремль вызвал, мы пришли, стоим, значит, молча, как в строю — по команде смирно, — а Ильич слушает внимательно!
— Кого слушает? — спросил Юрий.
— Да нас!
— Вы же молчали!
Глебка метнул на Юрия негодующий взгляд, вытянул губы в снисходительной усмешке и сказал с сожалением:
— Безголовый!… Понимать надо!… Ленин ка-ак посмотрит — сразу видит, чем живешь ты и что думаешь! Можешь и не говорить! Только подумал — а он уже знает!… Тут батя и говорит: «Хлеб в Питер доставим, Владимир Ильич! Если я умру, — он доставит!» Это батя про меня сказал! А я…
Глебка запнулся, будто наскочил на невидимую преграду. Слова, которые сгоряча сказал отец машинисту, вырвались у Глебки случайно и обожгли его. Юрий и Глаша увидели, как его глаза наполнились слезами. Глебка отвернулся.
Глаша вскочила, хотела подойти к нему, но отдаленный гул заставил ребят вздрогнуть. Сначала были слышны отдельные взрывы, потом торопливо застучали пулеметы, загремели залпы.
Вскочил и Глебка. Лицо у него оживилось.
— Батя! — произнес он. — С боем пробивается!
Глаша отрицательно мотнула головой.
— Не там стреляют! — сказала она и прислушалась. — Где-то на проселке. У моста вроде… Недалеко от станции…
