— Извините, что я вошла без вас! — сказала Кира, попытавшись изобразить нечто вроде книксена.
Тихомиров, пыхтя, уселся за свой стол, нашарил под бумагами пачку сигарет. Он смотрел на нее с интересом. Она так и осталась у окна, опершись на подоконник. Она оробела. Тихомиров, кажется, был трезв, но вроде и не в себе. Он вытянул ноги под столом, и она увидела, что на нем действительно кожаные домашние тапочки, причем довольно поношенные. Он продолжал молча сопеть и тужиться, словно вернулся после марафонского забега.
— А ты кто? — спросил он наконец. — Что-то я тебя где-то видел. Ты курьерша, что ли?
— Курьерша.
— А-а, — обрадовался Тихомиров. — Раз ты курьерша, то ты ведь можешь сбегать в магазин за пивом. Я правильно рассуждаю?
Кира похолодела, но не от обиды, а от какого-то неясного предвкушения.
— Вы правильно рассуждаете. Курьерша обязана бегать за пивом для начальства.
— Тебя как зовут?
— Кира Новохатова.
— Я бы, понимаешь, сам сбегал, я уж и ринулся, да не сдюжил. Сердце давит, как в тисках. Только до третьего этажа добрался. А как представил, что еще улицу переходить, да в очереди стоять, да рожи разные видеть — испугался и назад. А пиво в магазине есть, я из окна видел — несут ханурики. Выручай, родная!
— Может, вам врача лучше вызвать? У вас такое лицо красное.
— Сначала лекарство, потом можно и врача, поняла? — Тихомиров нахмурился. Кира кивнула.
— Давайте деньги!
Тихомиров достал бумажник, похожий на одну из его тапочек. Рубашка у него на груди взмокла от пота.
— Давай шустро... э-э... как зовут-то, говоришь?
— Кира Новохатова.
— Давай, Кира, лебедь белая, одной ногой там, другой здесь. Себе вот шоколадку купи, там хватит.
Кира заскочила в свой отдел за сумкой. Лариса уже собиралась домой и подговаривала Аванесяна ее проводить. Она это проделывала каждый божий день, но пока безуспешно. Аванесян отговаривался тем, что остерегается слишком красивых женщин с испанским темпераментом.
— Ты, Арик, не меня боишься, а последствий. Кира, подружка, скажи ему, что так неприлично себя вести. Если женщина просит... Кира, ты куда? Смотри, на выходе засекут! Подожди еще минут двадцать.
Кира раздумывала, в чем она понесет пиво. У нее была только полиэтиленовая прозрачная сумка.
— Оберну газетой! — сказала она Ларисе.
— Что ты обернешь газетой? Кира! Что ты обернешь газетой? Физиономию?
Аванесян расхохотался.
— Кира Ивановна, прошу не обращать внимания на мой глупый смех. Я представил, как ты выходишь с лицом, завернутым в газету, и не удержался. Я вел себя непочтительно, понимаю. Еще раз прошу прощения!
