В пятницу с утра Кира зашла в поликлинику сдать кровь на сахар и еще на какие-то химические пробы, а когда, с опозданием на час, появилась на работе, Лариса ей тут же сообщила, что ее разыскивает Нателла Георгиевна.
— Допрыгалась, подружка! На ковер тебя вызывают.
Кира вздохнула и набрала номер по внутреннему телефону. Нателла Георгиевна, не поздоровавшись, велела ей немедленно зайти. Она сказала:
— Я рада, что ты жива-здорова. Ну-ка быстренько загляни ко мне, лисенок!
Кира минут пятнадцать истомно потягивалась за своим столом, подкрашивалась, бросая полные соблазна взгляды Арику Аванесяну, потом нехотя поднялась.
Ей было неловко оттого, что все смотрели на нее и все знали, куда она пошла.
Особенно ее бесило сочувствие в глазах Аванесяна, похожее на соболезнование.
С трудом она преодолела желание бухнуться обратно на стул, чтобы уж не сходить с него до смертного часа.
— Иди, иди! Кличут, так иди! — грубовато, но добродушно буркнула Лариска.
— Большому кораблю — большое плавание, — поддакнул Аванесян завистливо.
Четвертый человек в комнате, пожилой и усатый Виктор Мальцев, недоуменно поднял голову от своих бумаг. Самый добросовестный в их отделе труженик, он знал одной лишь думы власть — сдать в срок очередную серятину. Это ему редко удавалось, потому что он был чересчур въедлив и одновременно нерешителен.
— Ты, Кирочка, случайно не в буфетик собралась?
— А что?
— Да я, собственно, хотел попросить... сигареты у меня кончились...
— Как вы можете это говорить Кире Ивановне? — осадил Мальцева неугомонный Аванесян. — Только ей и дела что по буфетам шмыгать. Как некоторым не стыдно!
— Я куплю сигареты, Виктор Васильевич. Вам «Яву»?
— Некоторые люди совершенно не понимают субординации, — печально заметил Аванесян. — Для них главное любыми путями удовлетворить личные нужды. Вот они, запоздалые отголоски барского происхождения.
Кира послала ему последнюю, самую завлекательную улыбку и наконец удалилась.
Она шла к Нателле Георгиевне все с тем же добрым намерением как-то спустить дело на тормозах, на худой конец, рискуя вызвать гнев наставницы, прикинуться невменяемой, но шла уже достаточно взвинченная самой необходимостью играть ненужную игру. Приятно дурачиться по собственному желанию, это бывает весело, и совсем другое — изворачиваться и хитрить по необходимости. Тут уже есть обязательно элемент насилия, которое Кира не терпела в любых формах. Вот эта ее взвинченность, утяжеленная не проходившим с утра головокружением, привела к тому, что между ними произошла визгливая, чисто женская сцена.
