Тут старшая девочка обратилась ко мне:
- Нам позвонили и сказали, что папу приведет домой один парень и что, если папа не сможет приготовить ужин, вы нам пособите.
- Да. Еще что?..
- Только вы не парень... вы в платье.
- Похоже на то, правда твоя. Но ты не беспокойся, я пройду с вами на кухню.
- Так вы барышня?
- То есть... а по-твоему как? Ладно, барышня так барышня.
- Вы можете поужинать с нами.
- Раз так, проводите меня на кухню.
Я прошел вслед за ними на кухню тесным от нагромождения барахла ящиков с консервами, крекерами, коробками сардин и бутылками шипучки коридором. Проходя мимо ванной, я юркнул туда - отлить по-быстрому. На двери не имелось ни крючка, ни засова; лампочка на потолке не горела шнур выключателя был оборван. Крохотный ночничок включался в розетку в плинтусе. Благодарение Богу, здесь царил полумрак. Я поднял сиденье, одновременно задрав юбку, и только-только приступил к делу, как услышал за спиной шаги. Глянул через плечо, увидел, что это младшая девочка, и, отвернувшись (чего только со мной сегодня не приключалось), сказал:
- Не входи сюда.
Но она протиснулась между мной и ванной, примостилась на ее краю. Губы ее растянула ухмылка. У нее прорезался второй зуб. Сегодня женский пол словно сговорился подвергать меня сексуальным надругательствам, даже у малявок - и у тех был распутный вид. Я прервался, опустил подол и сказал:
- Что тебя рассмешило?
- Вы не барышня, иначе бы вы сели.
Девчушка дала мне понять: ей известно, на что она смотрит.
Она прикрыла пальцами рот, я повернулся и прошел в кухню.
На кухне девчушка постарше обеими руками поднимала черную чугунную сковороду. На промокшей бумаге лежали свиные отбивные, рядом стояла закрытая банка с жиром. С газовой плитой - она поблескивала от застарелого жира - я умел управляться. Прикасаться к свинине я брезговал и отбивные бросил на плюющуюся жиром сковороду, подцепив их вилкой. От вида свинины меня затошнило. Я подумал: "Ну и влип же я, ох и влип". Пьянчуга на кровати, таинственный сумрак уборной, вольфрамовая спиралька над газовой плитой, брызги жира, обжигающие руки.
Старшая девочка сказала:
- Тут и вам хватит. Папа не будет ужинать.
- Нет, нет, меня в расчет не берите. Мне не хочется есть, - сказал я.
Все, чем меня стращали в детстве, взметнулось, подкатило к горлу, живот схватило.
Дети сели за стол с эмалированной прямоугольной столешницей. Тарелки и стаканы, вощеный пакет с нарезанным белым хлебом, бутылка с молоком, брусок масла, жирный чад, затуманивший комнату. Девочки резали мясо, над ними стлался дым. Я принес им с плиты соль и перец. За едой они не разговаривали. Я выполнил свои обязательства - больше меня здесь ничто не удерживало. Я сказал:
