Самолет идет по рулевой дорожке, выворачивает на старт. Еще раз двигатели запущены на полные обороты, ревут. Где-то рядом диспетчер дает «добро» и «счастливого полета». Самолет, как птица перед прыжком в воздух, заваливается чуть на хвост, тормоза отпущены — пошли по прямой. Мелькают бетонные швы…
Полет прекрасен. Ощущение полета. Взлетишь — и словно освобождаешься от всёго вчерашнего, будничного. Простор. Солнце — прямо в висок. Бездонная темная синева над тобой. Посмотришь вверх подольше — и холодно. А внизу — зеленым-зелено и желтые пятна. Так легко на сердце. И это уже не борт номер такой-то, а серебряная флейта…
А вот и Арина. Сейчас увидим интересные жанровые картинки. Понаблюдаем отрешенно.
Солдат. Так и знал! Берет одну конфетку, а благодарит, как за пуд.
Рабочий, кажется. Тоже одну берет. Подумал — еще одну. Без спешки, обстоятельно.
Некто в дорогом костюме. Может быть, директор или актер. Вежливо отказывается, кладет на поднос Арине приличную шоколадку. Понимает рафинированная кочерыжка, что к чему.
Две упитанные дамы, продавщицы, вероятно, — на двух пальцах по три золотых кольца. Пальто не сняли, чего-то боятся. И тут — в точку! Гребут с подноса, сколько могут. И разговорчик, слышанный мною не раз: «Бери, Зина, побольше. Бери! Все равно у них остается, и они тащат себе. А мы деньги плотим!»
Ну, лю-ди! Взять леденец, что ли, чтоб не стошнило?
Еще персонаж. Спящий пассажир. Вечно дремлющий. Ночь ли на дворе, день ли — спит. Тридцать часов будем лететь, столько же проспит. Только одно ему надо — чтоб вовремя разбудили.
Зеленый сигнал на щитке загорелся. Вызывает командир. В кабине делом заняты. Гул приглушенный, прибитый встречным потоком. Кругом — праздник приборов. Коленкин плотненько сидит в кресле, руки на штурвале. Скоро и мне сидеть в кабине, работать, может, даже с этим экипажем. Еле пробился на курсы радистов, хотя в армии два года занимался этим же.
За стеклом — белесое марево. Тучи не тучи — обложение какое-то. Локатор чист. Лето. Весенние грозы отплескали, отшумели. Над нами цепь белоснежных гнутых облаков. Застывшее ослепительное шествие. Иногда верится, что всё это — твердь. Так и подмывает выскочить, постоять на тучке, пританцовывая. Можно, наверное, соорудить лыжи необычной ширины и легкости и бегать по такому полю в свое удовольствие.
— Как пассажиры, Андрей?
— Чувствуют себя нормально, командир. Не трясет. Жалоб нет.
— Вот и отлично!
Штурман протягивает бумажку с информацией. Прибытие… Скорость… Высота… Температура…
