— Он перед отъездом предупреждал, что на этот раз будет мотаться по всему Израилю, времени на связь почти не будет… Впрочем, он дважды звонил мне на мобильный…
— Да-да, ты говорила… А все же мне эта идея — открыть там наш филиал — кажется странной… Впрочем, о чем я? Какой там «наш»?.. Уже не наш…
— Мамуля, я сейчас на тебя рассержусь! — Тамара нахмурилась. — Тебе Доронин что сказал? Не волноваться ни в коем случае! Забыла, что именно из-за волнения твоего все это и случилось? К тому же совершенно напрасного!.. Ведь никаких санкций нам тогда налоговая не предъявила, все у нас было в порядке — за исключением того, что грянул твой инсульт… Ты что, хочешь пойти по второму кругу?..
— Все-все, молчу… И даже ни о чем таком не думаю… — Регина Михайловна по-детски торопливо прикрыла глаза, Тамара ласково улыбнулась:
— Ну ты и притворяха… Ладно, мамусь, в самом деле попытайся уснуть…
Она поправила одеяло и наконец выскользнула из спальни… Видит Бог, каких усилий стоит ей этот обман насчет дяди Соломона! Ведь сама она ничуть не сомневается, что Юрий в тот последний вечер их общения, когда внезапно нагрянул в загородный особняк, основательно подвыпивший, не обманул ее и не просто запугивал. Слишком хорошо знала Тамара своего мужа, чтобы допустить, что он не рассчитал все, включая ее реакцию, заранее… Да и пьяным он, скорее всего, был вовсе не до такой степени, как прикинулся! В Передел-кино Юрий тогда приехал один, на своем любимом джипе, сам был за рулем. Тамара прекрасно помнила тот ужасный вечер… Счастье, что мама уже спала после укола, который сделала ей сиделка, присланная профессором Дорониным, и впрямь едва ли не самым дорогим доктором в столице.
В какой-то момент, после того как Юрий вломился в дом, она почти не сомневалась, что приехал он с единственной целью— убить… Убить ее, Тамару, уничтожить физически уже уничтоженную морально, униженную донельзя женщину, которой когда-то клялся в вечной любви. Тамаре навсегда запомнился этот момент, когда Березин-младший, полупьяный, полуобезумевший, тащил ее под проливным дождем, по грязи, по колючему, твердому, как мрамор, не до конца стаявшему снегу в соседний лесок, который и леском-то не назовешь… Как швырнул ее на приметно возвышающийся среди голых стволов холмик, заявив, что если она жаждет повидаться со своим родным дядюшкой, то может этот холмик разрыть… Кажется, в какой-то момент Тамара потеряла сознание. Потому что следующее, что ей запомнилось, — она сама, мокрая, дрожащая от ледяного холода и ужаса, у распахнутых настежь ворот особняка. И его машина, отъезжающая в сторону шоссе.
