И вот — мало ему было того, что уже имеется в избытке, так теперь еще и поставщик тары действительно подвел, не доставил вовремя свой товар, к тому же намекнул на то, что цены на него в ближайшее время вырастут.
Валерий Андреевич выслушал Лагутина крайне внимательно, попивая свой кофе и изредка даже кивая головой, как показалось Петру Сергеевичу, сочувственно. Наконец кофе был выпит и последовало резюме, без остатка раздавившее вспыхнувшую было в сердце Петра Сергеевича надежду.
— Что ж… — произнес Березин, явно завершая их беседу. — С поставщиком будешь разбираться сам. Или искать нового… Впрочем, если заартачится, дай знать Юре… Только в этом случае нового подыщи заранее…
Ну а что касается убытка в пятьсот тысяч евро — ты ж и сам понимаешь, что должок твой?..
Петр Сергеевич Лагутин ничего не ответил. Не потому, что «понимал», нет. Более того, партия на этот раз была маленькая, всего ничего, и он с полным основанием мог предположить, что должок завышен минимум вдвое… А промолчал он потому, что онемел от неожиданности и тут же начавшего зарождаться в его душе ужаса.
Наскрести названную сумму, да еще, как уже на ходу бросил генерал, в течение месяца, ему было сейчас не под силу… Никаких его объяснений, что и так концы с концами едва сводятся, Березин слушать не станет. Более того: если Лагутин начнет возражать, с ним, скорее всего, разберутся быстро и кардинально — способом, который был предложен для укрощения поставщика тары. Вот уж в этом Петр Сергеевич ничуть не сомневался! Он не глухой и не слепой, о ребятках из кропотинской фирмы и об их специализации наслышан не хуже других…
А заменить его Березину — на раз-два! Таких, как Лагутин, у него про запас на крючке висит наверняка немерено.
Тамара аккуратно и по возможности бесшумно заперла двери на все три замка и задвижку и, скинув изящные туфельки, осторожно двинулась через холл.
— Доченька, ты?..
Тамара на мгновение замерла, а затем принужденно рассмеялась и, уже не таясь, вошла в комнату матери:
— Я думала, ты спишь… Как ты, мамусь?
— Я и спала…
— Ну и слух у тебя! — Тамара присела на краешек широкой кровати, поправила одеяло, под которым сильно исхудавшее за время болезни тело Регины Михайловны обозначалось едва приметным холмиком. И с болью вгляделась в лицо матери, после инсульта все еще почти лишенное мимики, хотя восстановительный период длился уже около года. — Как твоя ручка?
Вместо ответа Регина Михайловна с заметным усилием извлекла из-под одеяла правую руку и, медленно опустив ее, слегка пошевелила пальцами, после чего с гордостью посмотрела на дочь.
