Петр Сергеевич генерала ненавидел и боялся, в руках этого подонка находился компромат, которого вполне хватило бы, чтоб упрятать бизнесмена в места не столь отдаленные на добрый десяток лет… И что с того, что на сегодняшний день и у Лагутина имелось кое-что на заклятого вражину, если это «кое-что» делало его соучастником генерала как минимум по двум статьям Уголовного кодекса? Ведь никому и никогда не расскажешь, что все, что делал в последние годы Лагутин, делалось им под давлением шантажа, то есть под угрозой либо прочно сесть на нары, либо и вовсе распрощаться с жизнью!..
Петру Сергеевичу вдруг показалось, что в ресторане сегодня необыкновенно жарко и душно, и, убедившись, что лоб у него мокрый, он полез в карман за платком. Внешне Лагутин представлял собой коротенького, круглого человечка с отчетливо наметившейся лысиной, заурядной физиономией и темными, напоминающими глубоко засевшие в тесте изюмины глазками.
Вытерев лоб, а заодно и лысину, он аккуратно сложил платок, собираясь положить его на место, и в этот момент за его спиной раздался до дрожи знакомый голос генерала:
— Молодец, не опоздал… Привет!
Петр Сергеевич вздрогнул и обронил платок на пол, а Березин, уже устраивающийся напротив него, брезгливо поморщился:
— Что-то ты, радость моя, нервный сегодня, как институтка… Или хвост нечист?
— Бог с вами, Валерий Андреевич! — засуетился Лагутин. — Жарко просто сегодня… Да и вы так неожиданно подошли…
— Да ну? — Генерал насмешливо посмотрел на своего собеседника и покачал головой: — Ладно, насчет хвоста после, жрать хочется до смерти… Что у нас там сегодня?
Вопрос адресовался, разумеется, не Лагутину, а официанту, стоявшему все это время рядом С их столиком в почтительной позе. Генерал любил почтительное отношение к себе, а откровенной угодливости на дух не переносил, и весь персонал ресторанчика знал это прекрасно.
Петр Сергеевич не только не слышал, что именно заказал генерал, заказ которого попросил официанта повторить для него самого, но и вкуса еды, кажется, тоже не почувствовал. Реплика насчет «грязного хвоста» прозвучала намеком более чём прозрачным. Лагутин, от всей души желая, чтобы претензии, которые ему — это ясно как божий день — намеревался предъявить генерал, касались Якутии, и ничего иного. По части случившейся накладки у него были заготовлены вполне весомые объяснения. И когда Березин, покончив с десертом, заговорил, Петр Сергеевич даже почувствовал что-то вроде облегчения.
