– Я уже слушала ваше противное радио, очень-то было нужно. Хочешь послушать? Хочешь послушать? – передразнила её Жанна.
– Правда, вот возьми банку, приложи к стене и слушай.
И нагло прильнула ухом к банке на стене, разделяющей их коммуналки.
– Эй, ты что делаешь? – возмущённо крикнула Жанна, выбивая банку из её рук.
– Ты что, дура что ли? – крикнула сестра Любки.
– Нет, я-то не дура, это вы дуры набитые, – бросила в ответ Жанна, громко хлопнув дверью, выбегая от них.
Влетев пулей к себе домой, она поняла, что было предметом развлечения соседей на сегодняшний вечер: мать полулежала на тахте, а рядом с ней молоденький солдатик торопливо шарил руками по её груди, прерывисто дыша, шептал: «Ах, сколько у тебя здесь тряпок…»
Пелена похоти застилала глаза матери.
Помня, что соседи в данный момент приникли банками к стене, Жанна настойчиво отвела руку чужого дяди от груди матери, но они, уже находясь в шальном угаре страсти, не обращали на неё никакого внимания. Жанне было очень стыдно перед соседями и перед всем белым светом. От злости и обиды, чтобы мать всё же заметила её присутствие, она, хлопая дверью, выходила из комнаты и снова входила, но ни мать, ни чужой дядька не реагировали на её попытки привлечь к себе внимание, будто она пустое место. И они стали утолять свой сексуальный голод, невзирая на присутствие Жанны…
Потом, некоторое время спустя, в их доме появился другой дядька, и она стала заложницей бессонных ночей примитивных половых актов, которые вызывали у неё чувство омерзения. Ничего не зная о любовной прелюдии, она испытывала бессознательное чувство стыда за мать, за её мужика, поведение которого было много проще и прозаичней поведения при случке обыкновенного дворового кобеля.
Не было укрытия, не было угла, где бы она чувствовала себя в безопасности и могла принадлежать сама себе, мечтая о том, что никогда не будет видеть и слышать голоса основного инстинкта взрослых…
Мать окончательно пала в её глазах, не говоря уже об особях мужского пола. Она не могла на них смотреть без содрогания. Мать окриками и подзатыльниками требовала в поведении Жанны внешнего соблюдения приличий, даже не понимая, почему она становится всё более неуправляемой.
Только один ювелир, единственный человек из мира взрослых, пока не вызывал в Жанне отвращения.
