Очередное роскошное утро началось у них с веселых препирательств. Поскольку ночь оказалась более бурной, нежели они предполагали вечером, Турецкий позволил себе «смежить веки» лишь перед рассветом. А вечная хлопотунья Ирина, осторожно освободившись от его сонных объятий, отправилась на рынок и вернулась вместе с солнцем и с кошелкой свежей черники. Самый сезон!
— Шурик, подъем! — торжественно объявила она, приближаясь к постели и ставя кошелку на пол. — Уже…
Она, вероятно, хотела сказать ему, что солнце давно взошло и им не стоит терять времени зря: раннее солнышко очень полезно для здоровья. Хотела, конечно, но не рассчитала расстояния до Шурки, а тот, словно хищный зверюга, почти прыгнул к ней, схватил в объятия и рухнул обратно в постель. Ирина хохотала и вовсе не собиралась сопротивляться.
В перерывах между затяжными поцелуями она все-таки сумела донести до мужа мысль о том, что пора бы и позавтракать, восстановить щедро растраченную за ночь энергию.
— А что у нас? — скорее, машинально спросил он, по-прежнему не собираясь вставать. И отпускать ее — тоже.
— Я решила, Шурик, — попыталась стать серьезной жена, — что тебе пора взяться за свое здоровье. Ты видишь, как я замечаю, все хуже. Раньше ты таскал очки для солидности, это понятно, потом они понадобились всерьез — для чтения. А теперь ты уже и разговариваешь, не снимая очков. Так нельзя. Я узнала от умных людей, что при слабом зрении очень помогает черника. Вон, целую кошелку принесла. И каждый день, сколько будем здесь, таскать буду. И я решила, что ты теперь станешь ежедневно лопать чернику с молоком, со сметаной, с кефиром, с любым наполнителем, со мной.
— Да-а? — вмиг усек Турецкий. — А что, по-твоему, лучше в качестве наполнителя, — ты или сметана?
— Дурак! — Ирина засмеялась, сообразив, что сказала нелепицу. — Я ее вместе с тобой есть буду! Тьфу! Совсем запутал!
Отсмеявшись, они стали выяснять, где тетка? Той дома не было, ушла к соседке, у которой случились, видимо, какие-то неприятности. Ирина слышала, как обе старые женщины что-то возбужденно, едва не плача, долго обсуждали по-латышски, потом куда-то ходили. Но ничего конкретного она так Ирке и не сказала.
— Тетки нет… У соседки, там что-то… — договорить не успела.
— Быстро! — больше у него слов просто не нашлось, да и не нужны они были.
Когда тетка вернулась, Ира с Шуриком дружно уминали из большой глиняной миски чернику с молоком, — чмокали, чавкали и… целовались, оставляя друг у друга на губах и щеках свежие лиловые следы полного и окончательного примирения. Хмурая Эльза Густавовна не смогла сдержать легкой усмешки: очередная война между супругами закончилась более чем мирной передышкой. Но ее мучили неприятности, и она, помолчав и покачав в осуждении седой головой, заговорила.
