— А это почём? — ткнула пальцем в Мишино сало.
— Восемь.
— А это?
— Шесть.
— Дай-ка лизнуть.
Пашута подал ей дольку на ножичке. Старуха зажмурила глаза, причмокнула, пожевала губами. Бодро приказала:
— Режь триста грамм, сынок.
Свершилось обыкновенное рыночное чудо. Уже около Пашутиного сала очередь вытянулась. Он еле поспевал угождать. Александра над ухом заунывно рявкнула:
— Бери сало! Сало бери! Лучшего не бывает. Не пожалеешь. Эй, хозяин!
Вернулся Миша, засиявшими глазками мигом оценил ситуацию, шепнул, обжёг перегаром:
— Вздымай цену, дурень! Вздымай, тебе говорят,
Пошёл у него на поводу Пашута себе на горе. Мужчине в овчинном полушубке сказал:
— Точка. По семи рублей продаю.
— Что так? — удивился покупатель. — Тем по шесть, а мне семь? Это почему?
— Не хошь брать, иди гуляй! — ответил сосед за Пашуту.
Покупатель, поминая чёрта, отчалил. И очередь мгновенно рассосалась, стёрлась, как сновидение.
— Вешалки тебе продавать, а не сало, земляк, — разочарованно укорил Миша. Соседка злорадно добавила:
— Ишь, разогнался. По семь! Благодари бога, по шесть-то брали, дураки.
Всё вернулось на круги своя. Соседи не так чтобы шустро, но без особых проволочек сбывали товар, а Пашута стоял меж ними над своим жёлтым салом окаменевшим памятником. Но всё же сотенка, пожалуй, шуршала в кармане. Если бы не деньги, он мог подумать, что удача ему привиделась. Что ж, можно пока позавтракать, заслужил. Уходя, бережно закутал сало чистой тряпицей.
Пока пил чай в закусочной, азарт всё ещё томил его. Такой же, как в картах, когда он, бывало, по молодости лет просаживал в банчок полную зарплату за ночь. Так же руки подрагивали и сердце разбухало. А потом был в его жизни период, когда повадился ходить на ипподром. Там тоже легко раздевали догола голубчиков. Зато время чудесно и гулко летело, круг за кругом, оставляя лишь дивную пустоту в груди, — такого и в любви не испытаешь. Игроком был Пашута, как всякий, кого сильно давит обыкновенность дней, и знал, что только мираж внезапной добычи приносит ощущение полноты бытия, утихомиривает душу на короткий срок.
Торопливо дожёвывая хлеб с колбасой, он уже устремился мыслями к прилавку, но странное видение удержало его на месте. В дверях закусочной на мгновение возникла девушка в дублёнке, в пушистой шапке, точно луч солнца упал в щель, посветил и потух, но Пашуту успел полоснуть по глазам. Он так и не донёс последний кусок до рта. Что-то жалобно всхлипнуло в сердце. Она не могла очутиться здесь, подумал он, потому что осталась в Риге, на вечерней улице. Её звали Варя. Она попросила проводить её до угла. И сказала ему: «Между нами ничего не может быть». Что-то вроде этого по смыслу. Но если она в Ленинграде и заглянула в закусочную, куда ей вовсе не следовало заходить, то это не могло быть случайностью. Он вылетел на улицу, сорвав на ходу унылый халат, которым его оделил сторож на складе. Ага — вон она погружается в рыночный зев, в руке у неё большая спортивная сумка. Но сперва надо убедиться, что не обознался.
