Пашута пошёл было прочь, не видя проку в продолжении беседы, но Раймун его окликнул:
— Слышь, парень… Хотел давно тебя упредить. Коли милиция нагрянет, я тебе не укрывальщик, не надейся. Но и грех на душу брать неохота. Потому тебе мой совет. Видел, за отхожим местом яма приготовлена для перегноя? Ежели её сверху досочками укрепить, землицей присыпать — хорошая нора выйдет. Постели чего помягче — вот тебе и убежище. День-другой всегда отсидишься. А мне чего? С меня спрос невелик. Мало ли кто в яме окопался. За всеми не уследишь.
Работы на хуторе было невпроворот. Раймун и сам не сидел сложа руки, но был он из породы копунов. Выскрёбывал какую-нибудь хозяйственную малость до полной тщательности, зато про всё остальное напрочь мог забыть. Пашута и скот обихаживал — на хуторе корова была Дуня, и козы, и птица, — и снег расчищал, и еду готовил — всё делал в охотку, с удовольствием, давно истосковался по немудрящей крестьянской работе, а был к ней привычен. Но покорил он Раймуна не этим. В доме со стен свисали уродливые электропровода, розетки торчали раскуроченные, антенна на крыше болталась на соплях, и всё это хозяйство, к которому Раймун не решался прикоснуться, испытывая нутряной страх перед электричеством, сильно егo удручало своей неухоженностью. Его эстетическое чувство страдало. Пашута за два дня навёл порядок. Вогнал розетки в пазы, убрал оголённую электрическую срамоту, укрепил антенну и добился чистейшего изображения на экране старенького телевизора «Темп». Тогда, видно, и посетила восхищённого Раймуна мысль об удобной мусорной яме, где можно укрыть мастерового человека от беды.
По субботам и воскресеньям, когда на хутор приезжала Лилиан, сюда заглядывали и другие гости. Горькая уверенность Раймуна Мальтуса в обречённости рода людского счастливо уравновешивалась в его сознании животворной идеей передать хутор в надёжные руки, чтобы не маяться совестью на том свете. По осени уже пятый год Лилиан давала в газете объявление о продаже хутора, хотя сама была против нелепой затеи и даже не считала дядю вправе единолично распоряжаться родовой усадьбой. Но вскоре поняла: Раймун и не собирается продавать хутор, во всяком случае в ближайшее время, а просто придумал себе большую забаву, и дабы не ссориться с ним попусту и не выслушивать всякий раз рассуждение, что ему легче поджечь дом, чем оставить его на такую безмозглую дуру, которой ничего не нужно кроме мужика, она стала делать вид, что вполне разделяет его желание побыстрее избавиться от хутора.
