Но Джасим еще не закончил:
– Что касается разрешения, то почему я должен испрашивать его у тебя? Разве ты просила его у меня, когда почти на год лишила общения с сыном?
Элинор беспокойно затопталась на месте, краска отлила от лица. Он ударил ее в самое больное место.
– Тогда все было иначе. У меня имелась на то веская причина.
– Нет, не было, – резко отрубил Джасим, словно по лицу ее хлестнул. – Ты могла бы игнорировать мои родительские права только в том случае, если бы я был недостойным родителем. Прерывая наш союз в день бракосочетания, ты беспокоилась только о себе и о своих чувствах в тот момент. И не говори мне, что ты думала о том, как твое решение отразится на ребенке или на мне!
Элинор понимала, что он прав в своих обвинениях. Она подскочила к письменному столу и ухватилась за его край в поисках опоры. Стоило ей взглянуть на Джасима, и горький гнев узлом завязался у нее внутри. Его дурманящая красота точно ножом прорезала ее защиту. Джасим походил на равнодушную безучастную статую, отлитую из бронзы. События, разрывавшие ее на части, похоже, совершенно не затронули Джасима. Его сдержанность как бы потешалась над ее эмоциональностью, и она ненавидела его за это.
– Как я должна была себя чувствовать после того, что Ямина сказала тебе в день нашей свадьбы? – в отчаянии бросила она ему в лицо. – Ты воспользовался мною в своих интересах, а мне полагалось проглотить унижение и спокойно рассуждать о том, какой отец из тебя выйдет?
– Я не пользовался тобою. Ты видишь соринку у меня в глазу, а в своем бревна не замечаешь, – иронически усмехнулся Джасим. – Разыграв сценку с исчезновением, ты поставила меня в ужасное положение. Я был вынужден сообщить отцу о том, что женился на тебе, но не мог предъявить ему свою жену!
– Любая женщина ушла бы после такой унизительной свадьбы! – беспомощно огрызнулась Элинор. – Ты ненавидел каждую минуту брачной церемонии и даже не потрудился скрыть это!
Его черные глаза были холодны.
– Я знал, что делаю это без родительского благословения, и меня мучила совесть.
– Я предложила тебе уйти до начала церемонии, – напомнила ему Элинор.
– Пустые бесполезные слова, – усмехнулся Джасим. – Незаконное рождение навеки приговорило бы нашего сына к жизни в тени. Он никогда не узнал бы моей семьи и не смог бы занять место, принадлежащее ему по праву. Я не мог этого допустить.
– Зря ты не объяснил мне всего этого, – горько вздохнула Элинор. – Но ты держал меня на расстоянии, на котором держат людей посторонних, так что я не собираюсь извиняться за то, что понятия не имела о подводных течениях твоего решения! Ты не проявлял внимания к моим чувствам, и я никогда, никогда не прощу тебе этого!
