В бобровом краю | страница 10

Лишь дня через три чиж отважился покинуть на время клетку, чтобы слетать на недалекую березу, где так спрятался в листве, так молчаливо там сидел, что я подумал: он улетел совсем. А к вечеру чиж снова был в клетке.

Ночью я видел его силуэт: круглый комочек пуха на жердочке — голова спрятана под крылом.

И все же в один прекрасный день клетка оказалась пустой. И не слышно было голоса чижа на березе.

Три трясогузки гоняются на тропинке за мухами. Стрелой носятся, быстро перебирая лапками и раскачивая хвостиком-балансиром.

Я подхожу близко. Мама-трясогузка тревожно вскрикивает и улетает вперед. Садится снова на ту же тропинку. И кричит тревожно, пронзительно.

Две молодые трясогузки подпускают меня совсем близко, их еще за короткую жизнь никто по-настоящему не испугал.

А мамаша-трясогузка, знающая, вероятно, что такое летящий камень и хищные когти, отчаянно кричит, заливается.

Когда я подхожу вплотную, молодые трясогузки вспархивают и летят вслед за матерью.

Я смотрю им вслед и думаю: ведь вот так же бывает и у людей. Объясняет, скажем, мама маленькому сыну:

— Этот блестящий утюг — не игрушка. Не трогай!

А сын все равно — хвать рукой за горячий утюг! Ожегся, пальцы покраснели. Больше утюг не тронет… ценой опыта.

Тогда мне было лет двенадцать. Наша семья жила в большом селе, райцентре, в доме, окна которого выходили на базарную площадь. По воскресеньям она была запружена возами, между которыми толпился народ из села и окрестных деревень. От нашего двора вдоль площади тянулся ряд низких кирпичных складов с плоскими крышами. У стен их всегда лежали бочки из-под огурцов и ящики. Над крышами складов торчали печные трубы, из которых ни зимой, ни летом не выходил дым.

В одно солнечное летнее утро я был разбужен галочьим гамом, влетевшим в комнату через открытое окно. Я подбежал к нему, чтобы узнать, по какому поводу такой страшный крик, и заметил, что над трубой склада носится несколько галок. И две птицы время от времени вырываются из стаи и «пикируют» на трубу, словно на ней или в ней кто-то есть. «Кто-то есть», — я так и подумал, когда из трубы вдруг вылетело небольшое облачко сажи или пыли, и тогда те две галки с особым криком опасности — что-то вроде шипения — пронеслись над крышей.

Я был так заинтересован этим событием, что прямо в трусах и босым вылез через окно во двор и по прислоненной к стене пирамиде ящиков быстро влез на крышу. Едва железо загромыхало под моими ногами, как галочий крик усилился, птиц налетело больше, и некоторые стали снижаться. А когда я подошел к трубе вплотную, одна из галок пронеслась у меня прямо перед глазами, едва не задев крылом лица. И это было явное предупреждение: не подходи, не лезь, куда не просят!