— Удивительно, как ловко ты ухитряешшьссся сскладывать губы, — сказала она. — Очень похожже. Сскажи, пасстух, что, если мне пришлось убить одну из твоих овец? Как бы ты ззаговорил ссо мной?
Эхомба, справившись с испугом, испытывая блаженство от нежных прикосновений набегающих речных струй, некоторое время сидел молча, глядя вдоль реки. Вид отсюда открывался изумительный: всего в округе было вдоволь.
Трава густая, деревья по берегам высокие, тенистые, водичка — сама сладость. Наверное, здесь каждая былинка сама идет в рост. Вон змеюка каких размеров вымахала! Такую одной овцой не накормишь. Но и голодом морить смысла нет. Он так и ответил.
— Вссякое жживое ссущество должно ессть, пить. Я, например, предпочитаю мясо, так что я тебя понял бы. Ну погонялся бы за тобой, прогнал, не без того, но убивать бы не стал.
— Я сслышала, что ессть люди, которые питаютсся только овощщами и фруктами. Эхомба громко хмыкнул.
— Длинная ссестрицца, каждый из насс питаетсся согласно своим убеждениям. Так ужж уссстроен человек. Вобьет в голову и верит — эта пищщща ссамая питательная. Я, например, недолго протянул бы на одних орехах и ягодах.
Змея понимающе зашипела.
— Я тожже. Трудно, понимаешшь, без чего-то теплого, с кровью. Тогда сскажи, человек, зачем, прежжде чем ссъесть, ты палишшь еду на огне?
— Не всегда. Знаешшь, я сссам порой люблю ссвежатинку.
Не спрашивая разрешения, змея несколько раз обвилась вокруг лодыжки Эхомбы. Она была тяжела, это Эхомба почувствовал сразу. Потом загрустил — теперь не сбежишь, шипи не шипи. Впрочем, он и не хотел убегать — змея оказалась мудрым собеседником.
Голова змеи вновь поднялась до уровня его глаз, расстояние между ними стало с растопыренную пядь.
— Ты не похожж на осстальных ходячих. Воззможжно, я не сстану тебя убивать.
— И на том сспасибо, — согласился Эхомба. — А то исспортишшь такой ззамечательный денек.
Змея попыталась просунуть голову ему под мышку. Чтобы ей было удобнее, Эхомба поднял руку. Длинная сестрица повозилась там, и вдруг ее голова всплыла на расстоянии полпяди от лица Эхомбы.
Теперь он мог внимательно разглядеть ее немигающие, безучастные глаза — очи самой смерти. Змея сделала еще один оборот вокруг его тела; теперь между его носом и кончиком раздвоенного языка сестрицы осталось меньше пальца.
— Кроме того, — с трудом вымолвил Эхомба (грудь его была стиснута), — я сслишком велик для тебя. Тебе меня за разз не проглотить.
Змея поиграла раздвоенным кончиком языка — то высунет его, то спрячет, — потом прошипела:
