– Когда доказательства будут собраны, вы будете подвергнуты допросу по найденному материалу и вашим поступкам. После чего группа членов Протектората примет окончательное решение о вашей виновности или невиновности, – продолжил он. – Вы должны знать, что обвинения, выдвинутые против вас, являются одними из самых серьезных, которые я когда-либо видел, особенно для студента Мифической академии. Несмотря на ваш возраст, если вы будете признаны виновной, наказание будет исполнено соответствующим образом. Как минимум, вы будете исключены из академии.
Ладно, возможно, это всё-таки будет не так уж ужасно.
Тем не менее, я не могла удержаться от неизбежного вопроса:
– А что насчет самого худшего? Какое самое худшее наказание, если я буду признана виновной?
Линус посмотрел на меня своими холодными глазами.
– Смерть.
Смерть?
Протекторат и Пантеон могли приговорить меня к смерти за вещи, которых я не совершала?
– Если вас признают виновной по всем пунктам – вас посадят в одиночную камеру тюрьмы Протектората, – объяснил Линус. – И находиться там вы будете до самой казни.
На мгновение мир вокруг меня стал полностью чёрным, будто абсолютная тьма поглотила меня – будто я уже была холодной, мёртвой и похороненной. Я моргнула, и свет вернулся. Зрение прояснилось, но теперь все почему-то казалось более четким, чем раньше. Жёсткая, неподатливая каменная спинка стула врезалась в спину. На столе зловеще поблескивали металлические цепи и наручники. Лёгкая затхлость, всегда витающая здесь в воздухе. Всё это и многое другое буквально атаковало мои разум, по очереди добираясь до мозга, хотя все эти ощущения были быстро заглушены диким биением сердца.
Я ничего не желала так сильно, как вскочить со стула, подбежать к двери, распахнуть её и бежать, бежать, бежать до тех пор, пока лёгкие не лопнут от напряжения. Но я не могла позволить себе этого. Потому что в противном случае всё станет ещё намного хуже. Я заставила себя сидеть тихо и просто дышать – вдох-выдох, вдох-выдох – так, как учила мама, чтобы в случае волнения, испуга или беспокойства я всегда так делала. В данный момент я была близка к панике – ладно, к чистому ужасу – но я всё равно заставляла себя просто спокойно дышать.
Паника стала медленно отступать, хотя тревога и страх всё ещё терзали моё сердце, как крысы кусок сыра. В конце концов, я перевела взгляд на остальных. Метис выглядела пораженной, ее лицо приобрело нездоровый оттенок; щёки Никамедиса горели от злости. Аякс был в ярости – плечи напряжены, руки сжаты в кулаки, а его тёмная, цвета оникса кожа блестела на свету. Даже Сергей, Инари и Алексей бросали на меня сочувственные взгляды. Только Линус оставался спокойным и бесстрастным, а его безучастное выражение лица не выдавало истинных мыслей.
