Из жизни снобов | страница 57
– Но ведь это не тюрьма, не правда ли?
– Упаси господи! Это – репетиционный зал театра.
– А что это за «слово», про которое он говорил?
– Он написал тому парню прощальную речь, чтобы хоть как-то компенсировать, что это мы его поймали.
– Ну, ничего себе! – в ужасе воскликнула Жозефина.
Они находились в длинном и тускло освещенном зале, с одной стороны которого была сцена; на ней, во мраке, разорванном лишь несколькими софитами, стояло несколько человек. Жозефина практически сразу поняла, что все находившиеся здесь люди, кроме нее, были ненормальными. Она была в этом совершенно уверена, хотя внешне эксцентрично выглядела лишь крепкая дама в сюртуке и серых пижамных брюках. И несмотря на то, что семеро из присутствовавших впоследствии приобрели известность, а четверо даже стали по-настоящему знамениты, на тот момент Жозефина оказалась права. Именно их невыносимое неумение приспособиться к окружающему миру вышвырнуло их из уединенных нормальных школ, из стоявших рядами в городках Среднего Запада каркасных домов, из дрянных почтенных пригородов, приведя их всех в 1916 году в Чикаго; все они были невежественны, в них била ключом энергия, они были адски чувствительны и беспомощно-романтичны – они были бродягами, как их предки-пионеры среди диких прерий.
– Это мисс… – произнес Джон Бейли, – а это миссис… это Каролина… и мистер… а это – мистер…
Их испуганные взгляды упали на элегантную одежду девушки, на ее красивое уверенное лицо, и все самым невежливым образом отвернулись от нее, желая себя защитить. Затем понемногу они стали к ней приближаться, повествуя намеками о своих идеалах в области искусства или экономики – наивные, словно первокурсники, и болтливые, словно ротарианцы. Все, кроме одной симпатичной девушки с немытой шеей и вороватым взглядом, – этот взгляд не отрывался от Жозефины с того мгновения, как она появилась в зале. Жозефина прислушивалась к общей беседе; ее восхищала выразительность речи, хотя она понимала едва ли половину и часто отвлекалась, ощущая резкую боль при мысли об отце. Возвращение в Лейк-Форест она сейчас воспринимала так, словно покинула его много лет назад; она опять слышала «хлоп-шлеп, хлоп» теннисных мячиков в дневной тишине. В этот момент все расселись на кухонных стульях; слово взял седовласый поэт:
– На сегодняшнем утреннем заседании комитет должен был принять решение по поводу нашей первой постановки. Возникли некоторые разногласия. Пьеса мисс Хаммертон, – он поклонился даме в брюках, – была рассмотрена самым тщательным образом, однако в силу того, что один из наших попечителей выступает против любых трактовок классовой борьбы, мы приняли решение на время отложить постановку мощной вещи мисс Хаммертон и вернуться к ней в будущем.