«Крутой маршрут» был опубликован на родине 12 лет спустя, во время горбачевской перестройки. Вскоре театром «Современник» по нему был поставлен спектакль – получившая всемирное признание книга обрела новую жизнь. «Крутой маршрут» до сих пор остается в репертуаре «Современника». Театр неизменно показывает его во время зарубежных гастролей.
Году в 2004-м я смотрел «Крутой маршрут» вместе с Василием. Видимо, главный режиссер театра Галина Волчек пригласила его, а он предложил нам с женой составить ему компанию. В зале мы сидели справа от него, а слева сидел его сын Алексей. Ощущение того, что я сижу рядом с сыном героини спектакля, придавало увиденному особую подлинность. В наиболее драматические моменты действия невозможно было удержать слезы. Я и не удерживал, потому что это была жгучая правда: сотни тысяч семей наших соотечественников разделили ту же участь. А когда зажегся свет и мы поднялись с кресел, Василий сказал, вытирая щеку: «Я плакал…»
В 1994 году Василий Аксенов написал предисловие к книге о следственных делах Евгении Гинзбург, составленной и прокомментированной казанским историком профессором А. Л. Литвиновым.
Вот этот текст, ксерокопию которого он сохранял в своем архиве:
Предисловие к книге «Два следственных дела Е. Гинзбург»[55].
«Чтение архивов советского гэбэ наполняет душу мраком, а тело свинцом. Особенно если ты читаешь „дело“ своей собственной матери. Особенно если твоя мать – Евгения Гинзбург, написавшая потрясающий человеческий и литературный документ, основанный на этом гнусном „деле“, книгу „Крутой маршрут“.
Парадоксальный результат соединения этих, казалось бы, несоединимых стихий, полицейского произвола и литературной страсти: мерзавцы, оформлявшие грязное насилие над молодой казанской интеллигенткой, спасены от забвения. Не будь „Крутого маршрута“, все эти подписи под протоколами допросов и очных ставок через 56 лет оказались бы просто анонимами, теперь мы видим за ними литературные, то есть человеческие, образы, образы недочеловеков: Ельшин, Бикчентаев, Веверс…
В каком-нибудь будущем издании, может быть, стоило бы поместить под одной обложкой „Крутой маршрут“ и „дело Е. С. Гинзбург“, извлеченное из-под более чем полувекового спуда историком и архивистом Литвиновым. Глухой вой погибшей теперь машины террора еще острее донес бы до читателей будущих поколений трагическую, но всегда каким-то удивительным образом просветленную ноту „Маршрута“.
