[45]. Мы все приехали в Манхэттен на нашей машине. Аксенов с одним чемоданчиком[46]вышел из самолета, он знал, что вся жизнь была еще впереди. Залогом этой новой жизни был роман „Ожог“.
Еще заранее он прислал нам с Петей[47]рукопись романа, чтобы мы ее прочли и написали о книге до того, к выходу этой книги в свет. Мы читали роман „Ожог“ в рукописи, у меня до сих пор хранится кусок романа, который не вошел в окончательный вариант, до сих пор я держу на случай издания полного собрания сочинений Аксенова этот фрагмент, очень странный эпизод страниц на восемьдесят.
Надо сказать, что мы ждали Аксенова как человека, который должен возглавить нашу эмигрантскую литературу. Потому что, по нашим представлениям, королем поэзии был, конечно, Бродский, ну а кто был королем прозы? Солженицын на эту роль не годился, потому что он никогда не признавал эмигрантскую литературу, поэтому он был тузом. Но он был тузом, который находился в Вермонте, и, может быть, это даже был не туз, а джокер, потому что он не входил в колоду. Зато мы думали, что Бродский и Аксенов вместе возглавят русскую литературу в изгнании, и будет все замечательно. Знаете, как дети говорят: почему бы Толстому и Достоевскому не пришло в голову вместе сочинить что-нибудь?
Жизнь оказалась не так построена, как мы хотели. Аксенов рассчитывал на то, что Бродский порекомендует „Ожог“ своему издательству, чего Аксенов ждал естественным образом от Бродского как младшего товарища по перу, Аксенов-то был старшим.
Соломон Волков: Но не по эмиграции в этот момент.
Александр Генис: Во всяком случае Аксенов надеялся, что Бродский ему обязательно поможет, чего Бродский не сделал. И не сделал по одной простой причине: ему не понравился „Ожог“.
Соломон Волков: Вы знаете, отзыв Бродского, который запечатлен и в письмах Аксенова, я даже не знаю, можем ли мы его озвучить, потому что он сказал: „Ожог“ – это дерьмо, хотя употреблено было совсем другое слово. Но вы знаете, пожалуй, что я попробую прочесть какие-то отрывки из письма Аксенова Бродскому. Надо учесть, что, когда Аксенов был еще в Советском Союзе, он уже узнал об отзыве Бродского. <…>
Александр Генис: Да, это, конечно, письмо обиженного человека. Аксенов никогда не простил Бродскому того, что Бродскому не понравилась его книга, и он об этом сказал. Вы знаете, я никогда об этом не говорил с Бродским, но я не раз об этом говорил с Лосевым, с другом Бродского, который знал Бродского лучше, чем сам Бродский. Лосев мне говорил об этом так: Аксенов не мог себе представить, что существуют нецеховые интересы, что Бродскому просто не нравится эта проза и он не хочет ее рекомендовать, потому что он считает, что незачем это делать. Вот эта простая мысль Аксенову в голову прийти не могла. Мне кажется, что это правдоподобная версия. А вам?
