Обе они степенно вошли в сферу с противоположных сторон и приблизились к ее центру. Глаза и волосы Третьей были цвета хвоста вороного коня. Вот только ей никогда бы не пришло в голову столь образное сравнение. Глаза Четвертой были ярко-голубыми и поражали своей глубиной. Движения же ее были плавными и округлыми.
И Третья вошла в центр сферы и вложила свою ладонь в ладонь Первого. И в момент/месте их соприкосновения возникла горстка серого пепла, "сухим дождем" пролившаяся к их ногам. (Краткое отступление, продиктованное имперскими амбициями автора. Как хорошо все-таки быть/считать себя творческой личностью! Можно цитировать самого себя и не бояться, что собеседник догадается, откуда цитата. Это отступление, например, я без особых изменений пишу уже в третий раз.) И третья коснулась кончиками пальцев поверхности призывно распахнутой ладони Второго, ладони, начисто лишенной линии жизни, и - в качестве компенсации - линии смерти, и - ибо какой в ней смысл? - линии любви. И легкое, почти невесомое, облачко, состоящее из тщательно отобранных песчинок кварца, едва уловимой взвесью взметнулось вверх с ладони, но, не выдержав состязания с еще не родившейся силой тяжести, изменило направление движения и, песчинка за песчинкой, просыпалось вниз, как в песочных часах, которые - я устал повторять - не имели здесь/сейчас никакого смысла.
И Четвертая неслышным шагом, сопровождаемым плавными движениями бедер, вошла в центр сферы и предложила свою руку (я до сих пор не знаю, было ли у нее сердце) Второму. И на сей раз дождь был обычным: в меру влажным, чуть-чуть слепым и солоноватым на вкус, если бы у кого-нибудь вдруг возникло желание его попробовать. И когда встретились жадно тянущиеся друг к другу руки Четвертой и Первого, и встреча эта оказалась горячей и влажной и сопровождалась выделением струйки голубого пара, четырехкратное рукопожатие завершилось и круг замкнулся. И круг этот, по аналогии с многоугольниками, лучше назвать "неправильным", ибо для правильного круга в нем было слишком много углов. По сути своей неправильный круг внутри сферы неопределенного радиуса - это ли не песнь во славу грядущей геометрии?
И это не я придумал - заменять в тексте все вхождения слова "ведь" на "ибо" и начинать каждое предложение с союза "и" - в наивной попытке вернуть прозе безвозвратно утраченную, украденную у нее стихами ритмичность. Это придумал задолго до меня коллективный автор книги, которой еще до создания был присвоен статус "настольной", хотя на деле она много чаще оказывается "внутритумбочной" или даже "подкроватной". И пускай этот коллективный автор, беззастенчиво используя свойство врожденной доверчивости человека читающего ко всякому написанному, а тем более - с легкой подачи Гуттенберга - напечатанному тексту, пытается доказать, что в начале было слово. И слово это, якобы, было убого. Явная, а главное бесполезная ложь. В начале были Творцы. И было их четверо. И через них все начало быть, что начало быть. Ну, или почти все. Ведь, на самом деле, ни один из них так и не сознался в создании пространства/времени. И Творцы существовали всегда. По крайней мере - сколько себя помнили.
