Беседы об архивах | страница 45
Понятно, что отдельно прочесть это нельзя, но, дойдя до них в порядке последовательного чтения (если последовательность работы автора понята правильно), можно догадаться, что это восстановление слова, ранее зачеркнутого.
Задачей исследователя новой текстологической школы стало не изучение «топографии» черновика, а расслоение его на пласты временные — он стремился вычленить в перечеркнутой несколько раз строке вариант предшествующий и последующий, понять, каким текстом и в какой момент работы заменено было зачеркнутое.
Догадка исследователя, его интуиция при таком чтении приобретает еще большее значение, чем при подходе статическом, сводящемся в конце концов к разгадыванию начертания букв, — ведь теперь все его усилия соединены в следовании «за мыслями великого человека», что есть, по словам Пушкина, «наука самая занимательная». Здесь-то и место нежданным озарениям, восстанавливающим вдруг целую пушкинскую строку. «Встретившись на какой-то пушкинской конференции в Ленинграде с Б. Томашевским, — рассказывает С. Бонди, — я стал жаловаться ему, что не умею прочесть одного слова в рукописи Пушкина.
Снимка с рукописи у меня с собой не было, и я сказал ему вслух этот пушкинский отрывок. Когда я прочел три последних стиха
— …в острова, — тотчас закончил Томашевский.
И это было совершенно верно. И вид рукописи потом вполне подтвердил это.
Б. В. Томашевский, насколько мне известно, не изучал до этого времени рукописи, о которой идет речь.
Просто он, давнишний петербуржец, внимательно слушая строки Пушкина, ясно представил себе, как громадная волна, образовавшаяся от скатившегося со стапелей тяжелого корабля, выплеснулась на низкие берега Невы. А Петербург чуть не весь стоит на островах — Васильевском, Петербургской стороне, Аптекарском, Петровском, Каменном, Вольном и др… Поэтому вполне естественно ленинградцу Томашевскому сразу пришло в голову недостающее по смыслу, стихотворному размеру и рифме слово…
Разные рукописи в разной степени запечатлевают путь творческой мысли
— Значит, рукопись — это не просто подсобный материал для текстологов-издателей, для тех, кто умело извлекает из нее новые, неизвестные прежде строки поэта, первоначальные редакции страниц известного романа…
— Рукопись открывает нам не только самый текст, но и процесс его создания. Она приподымает край завесы, опущенной над благословенным даром, посланным человеку, — способностью к творчеству. Читая, а верней, изучая рукопись, мы как бы соприсутствуем при давно завершенном акте творчества. Разные рукописи в разной степени запечатлевают путь творческой мысли.