Сверху донеслись грохот, скрип, возня.
– Видак же есть. На чердаке. Это же… – Тимка закряхтел, – как машина времени.
– Да посыпался давно твой видак. В холоде. Летучие мыши лазерную головку съели.
– А вдруг, – не унимался Тимка, – попытка не пытка. Да, блин.
Заинтригованный, Женя поднялся по ступенькам.
Тимка, взобравшись на раскладную лестницу, боролся с чердачным замком.
– Странно. Ключ вроде тот, а не подходит. Ты не разучился замки вскрывать, Гудини-медвежатник?
Рот Жени расплылся в ухмылке.
– Обижаешь, – промолвил он.
Проселочная дорога свернула направо. За изгибом грунтовки показалась деревня, подсвеченная охристым дыханием фонарей: дома из толстых бревен, массивные, крепкие, зажиточные. Стилизация под дворянскую усадьбу. И церквушка, тоже грузноватая, вот только без креста на куполе, лишь с загнутым, точно коготь, штырем.
Она не хотела всматриваться, но не могла. Когда человек на пределе, в глаза бросается каждая мелочь, особенно в зыбком сумраке. Слегка повернула руль, переместила взгляд.
Слева, за пустынным полем, тянулась лесозащитная полоса, прятавшая старенькую, но по-прежнему ложащуюся под составы узкоколейку. Грунтовка и железка сходились клином, уже скоро, вот-вот.
Две фигуры возились на мертвой пашне. Клевали землю лопатами или…
Фонари семафора без предупреждения налились кровью.
Она затормозила перед опускающимся шлагбаумом. Железнодорожный светофор поочередно подмигивал то левым, то правым глазом. Неразборчивое, хищное заигрывание.
Впереди, между красно-белой преградой и рельсами, оказался желтый «ниссан». От колеи автомобиль отделяло не больше пяти метров. Водитель, видимо не услышал звуковой сигнал; был ли он вообще, монотонный звон металлического колокольчика? Женщина не помнила, хватало панических клаксонов (они найдут его!) в голове.
Она протерла лицо скользкими стылыми ладонями.
Через переезд медленно, спотыкаясь и поскрипывая, ползла электричка. Словно не катила, а бормотала внутривагонным светом: одно окно, второе, третье – и столько чужих жизней за ними. Ей бы со своей разобраться и жизнью мужа, на которую покусился страшный диагноз, поставленный ее шестым чувством, этим безжалостным врачом. А ведь не знает, пьет сейчас с другом детства, большой, счастливый, он всегда с Женькой счастливый и заботливый, со всеми родными так…
Только бы не чердак, только бы ошибиться.
(клювы не ошибаются)
В открытое окно «ниссана» высунулось воронье крыло с фиолетовым отливом. Оно качнулось, будто невидимая птица тянула вперед лапы, чтобы вцепиться в лицо водителя. Между перьями блеснул огонек, яркий камень. Сигарета, ну разумеется. А крыло – всего лишь перчатка на тонкой кисти.
