Анна-Мари. Что ж нам делать?
Раненый. Скажи честно: у тебя не бывает минут, когда тебя тянет назад, в твою квартиру на Аугсбургерштрассе?
Анна-Мари. Не надо так, Пауль.
Раненый. Не хочешь отвечать. Ты, может быть, запрещаешь себе даже думать об этом. Но твои руки выдают тебя: они брезгливо отдергиваются от уродливых вещей. Как отвратительна, как ужасна жизнь, Анна-Мари! Ни одного лица, не обезображенного себялюбием. Никакой веры. Никого, кому бы можно было верить. Обманщики и обманутые, обдиралы и обдираемые. Лучше всего присоединиться к тем, кто с холодным бесстыдством делает из всего этого выводы. (Берет шляпу.)
Анна-Мари. Куда ты?
Раненый. Раздобыть денег. Я не вернусь, пока не смогу сказать тебе: вот деньги, ты можешь быть такой, какой ты была. (Уходит.)
Анна-Мари (одна). Как он прав! До чего я слаба, до чего я устала…
Томас входит.
Томас. Мне говорили, что ты вернулся. Но я не решалась пойти к тебе. И вот ты пришел ко мне, Томас.
Томас. Я услышал, что ты опять живешь в бедности. И я пришел к тебе.
Анна-Мари. Только поэтому?
Томас. Да. Я хотел спросить тебя, Анна-Мари…
Анна-Мари. Спрашивай.
Томас. Вышло так, что теперь моя жизнь еще тяжелее, чем раньше. Хочешь помочь мне?
Анна-Мари. У тебя появились седые волосы, Томас. У тебя седеют виски.
Томас. Тебе пришлось бы от многого отказаться, Анна-Мари. Хочешь помочь мне нести мое бремя?
Анна-Мари. Не знаю.
Томас. Я немного могу прибавить к тому, что уже не раз говорил тебе. Мне было бы легче от сознания, что ты со мной. Ты совсем другого склада, чем я. И потому мне так нужно, чтобы ты была со мной.
Анна-Мари. Ты меня мучаешь. Все говорят, что я слаба и глупа, ни на что серьезное не гожусь.
Томас. Скажи мне, способна ты обречь себя на лишения?
Анна-Мари (терзаясь). Я, право, не знаю. Ведь я не могу предвидеть, какой буду завтра, через неделю, через год.
Томас (устало). Да. Тогда я, пожалуй, пойду. Прощай, Анна-Мари.
Анна-Мари. Прощай, Томас.
Томас уходит.
Задняя комната пивной. Собрание.
Юный русский студент. В Петербурге, в Москве не зевали. Впереди вожди. Масса за ними. И вот час настал. Где Томас Вендт?
Кристоф. Он придет. Непременно. С минуты на минуту он должен быть здесь.
Еврейка из Галиции. Все отсрочки да оттяжки. Вы так инертны, настоящие профессора. Одно слово — немцы. Если нужно действовать, вы всегда говорите: через три недели.
Добродушный. Не волнуйтесь, соседушка. В один прекрасный день бомбы обязательно полетят, я всегда это предсказывал. Но если Вендт говорит подождать, — значит, подождать.
