– Я говорил тебе, Аберлен, что это плохой выбор. Ты не слушал.
Командир Седьмого прищурился.
– Генерал гон-Саве, прошу, – процедил он.
– Генерал, – согласился Ласкольник, стиснув рот в узкую щель. – Мое вино. Прошу.
А она-то была готова поспорить, что пятна на щеках не могут покраснеть сильнее.
– Ты, кажется, позабыл, что ты уже не в армии. – Аберлен-гон-Саве не столько проговорил это, сколько прохрипел. – Через три дня ты можешь получить свое вино в Лифреве. А сейчас забирай эту банду и возвращайся в свою дыру, Ласкольник.
После этих слов установилась тишина. Солдаты глядели на своего командира молча, некоторые – с искренним удивлением, а некоторые и хмуро. Ведь стоял перед ними Генно Ласкольник. Кайлеан засомневалась: если бы сейчас ее кха-дар захотел отвесить пощечину командиру полка, хоть один кавалерист попытался бы его сдержать?
Но Ласкольник только отвернулся, будто офицер перестал для него существовать, и свистнул на пальцах. Седой жеребец послушно подбежал к нему, кха-дар вскочил в седло и осмотрелся, старательно избегая встречаться взглядами с солдатами.
– Собираемся, – сказал он тихо и сразу двинулся вниз по склону холма. Кавалеристы опускали головы, когда он проезжал мимо.
Кайлеан взглянула на чародея, внезапно разъярившись, словно это он был виновен в поведении своего командира.
– Через три дня в Лифреве я стану ждать двенадцать бутылок вина, маг. И лучше, чтобы они там оказались, господин офицер.
Она двинулась к Кошкодуру, который уже держал ее коня. Торин приветственно фыркнул и попытался боднуть ее лбом. Она уклонилась и, как была, в нищенских лохмотьях, вскочила в седло.
Ты уже не офицер, осмелился сказать этот… этот проклятущий карлик, обращаясь к человеку, который обедал с самим императором, а во время битвы за Меекхан вел в бой тридцать тысяч имперской конницы! И он – отправил Генно Ласкольника прочь, как отправляют прочь мальчика на побегушках.
Кайлеан стиснула вожжи в кулаках.
Охотней всего она вогнала бы в кого-нибудь стрелу. Прямо в багровую от ярости морду.
* * *
Отдых ждал их в Малом Биндере, заставе, расположенной на половине дороги между Лифревом и Маконенном. До одного и другого города было ровнехонько сорок миль, с точностью до нескольких ярдов. Так во времена, когда империя добралась до этой земли, меекханские военные укрепляли границу. Они брали карту, отмеряли на ней расстояние и, поставив точку, говорили: «Здесь будет застава, форт, крепость». А потом строили. Часто никто не задумывался, стоит ли ставить укрепление в том или ином месте, как не задумывался и о том, что расстояние на карте – не то же самое, что путь, который надо преодолеть в реальности. Впрочем, в том, чтобы поступать так, был смысл – после строительства крепости ее соединяли с сетью каменных дорог, мощенных согласно наилучшим традициям имперской инженерии и прямых, словно стрела.
