— Прощай, пастух, и помни свою… Химеру, — послышался звонкий и нечеловечески смеющийся голос.
Когда Дафнис поднял ресницы, около него не было никого. Лишь аромат роз носился на том месте, где стояла его чудесная гостья.
Ярким светом блестела в вечернем небе звезда Афродиты. Дафнис не знал, что не он один имел возможность любоваться Химерой. Притаившись в зеленых кустах, вся дрожа от гнева и страсти, видела Номия свидание вероломного пастуха с приходившей к нему в пурпур и золото разодетой горожанкой.
Затаив в душе месть, покинутая Дафнисом возлюбленная стала выжидать лишь удобного времени, чтобы ему отомстить.
И вот однажды, когда юный пастух спал в знойный полдень среди кустов олеандра, она развела поспешно огонь и, раскалив на нем бронзовый наконечник копья, подкралась к спящему и выжгла ему оба глаза.
С криком боли и ужаса вскочил ослепленный пастух, но пред ним была одна только красная тьма, и чей-то злой смех раздавался среди этой тьмы, становясь все тише и тише.
Потом смех стих вовсе и вокруг молодого слепца слышалось только блеяние коз…
Лишь поздно ночью отыскали попавшего в беду товарища пастухи.
Лишившись зрения, Дафнис перестал пасти стадо. Из жалости к ослепшему юноше женщины и девы заботились о нем больше, чем прежде. Ибо даже и с повязкой на глазах Дафнис все еще был красив, а его флейта пела так страстно и жалобно, что все слушавшие певца невольно отирали порою на щеках свои слезы.
— Скажи нам, ты очень несчастлив, что не можешь более видеть ни синего неба, ни зеленой травы, ни ярких цветов, ни проникающих в сердце женских улыбок, — спрашивали иногда у молодого слепца любопытные.
— Нет, не жалею, ибо теперь всегда и везде я вижу одну лишь Химеру, — было постоянным ответом у Дафниса…
Узнав о беде, случившейся с тем, кого он называл своим маленьким братом, Пан был весьма опечален. Немедленно он дал знать на Олимп отцу своему, богу Гермесу, чтобы тот к нему прилетел.
Легконогий сын Майи, услышав зов Пана, не замедлил явиться, благостный и готовый исполнить всякую сыновнюю просьбу, только бы тот не приходил на Олимп и не вызывал видом своим насмешек и пересудов бессмертных богов.
Гермес не ошибся. Пан, действительно, обратился с просьбой к нему.
— Отец мой, защита твоя и покровительство, о которых я тебя буду просить, нужны не мне, а другому из рожденных от тебя сыновей… Скажи мне, отец мой, домогался ты когда-либо любви у дриад в лавровой роще у подножия Этны?
— Домогался, — после краткого припоминания ответил Гермес.
