И когда Пенелопа с Телемаком, дивясь встречавшим их ручным медведям и львам, ушли в сопровождении Телегона, Цирцея, сняв украшенный подвесками металлический пояс со своего стройного стана, подняла руки к потемневшему небу и воззвала к матери своей, царице ночи, Гекате:
«О, Владычица душ, отлетевших от тела! если тобою от Гелиоса рожденная дочь была когда-либо приятна тебе, — исполни просьбу мою: помоги вернуть дух распростертого здесь сына Сизифа в царственное тело его!»
А затем, обнажив холодный труп Одиссея, она, с помощью пришедшей Альс, переложила его на черную землю и, натерев в разных местах пахучими соками трав, стала громким голосом петь заклинания.
Сила их была такова, что появившаяся было на небе луна заволоклась черными тучами, в лесу послышался вой собак, а поднявшийся вокруг в странных очертаниях беловатый туман закачался в такт песне Цирцеи.
Нимфа Альс, стоя поодаль, видела, как слабо белевшее во мраке тело героя зашевелилось под простертыми над ним руками волшебницы. Она слышала затем, как герой простонал:
— Зачем возвращаешь ты душу мою от берегов Ахерона, зачем вновь внедряешь ее в это остывшее тело?
— Оно вновь согреется радостью жизни, — ответила чародейка. — Альс, дай мне мази из склянки зеленого цвета. У него открылась рана, и оттуда выходит отравленная дротиком кровь.
Хотя цвета в темноте различить было нельзя, Альс, знавшая, какая мазь нужна госпоже, подала ей просимую склянку, и открывшаяся рана скоро затянулась под легкими нежными перстами Цирцеи.
— Встань и пойдем! — громким голосом возопила вдруг чародейка.
И, повинуясь приказу ее, поднялся на когда-то крепкие ноги свои и сделал, шатаясь, несколько нетвердых шагов царь Одиссей.
— Альс, накрой его скорее плащом! Подбери потом склянки и поддерживай его с другой стороны! — приказала Цирцея.
В сопровождении двух нимф вошел царь Итаки в хорошо ему когда-то знакомый, застланный зеленым мрамором и выложенный блестящею бронзой мегарон высокого каменного дома дочери Гелиоса.
Приподнялись, увидя его, с кресел, украшенных белого костью индийских быков, пораженные ужасом Телемак с Пенелопой. Вбежавшая в мегарон Цирцеина дочь Кассифона замерла, увидя бледного, как смерть, с трудом подвигавшего ноги героя.
— Сядь, Одиссей, возле своей прекрасной жены, — сказала Цирцея, — и насладись вместе с нами вином, хлебом и мясом жирного вепря.
Дочь Икария с изумлением смотрела, как ел и пил ее возвращенный к жизни супруг, не спускавший глаз с величественно красивого лица и не тронутого загаром стройного стана дочери Гелиоса. И горькое сознание того, что сама она близка стала к старости, промелькнуло в голове Пенелопы, блеснув двумя крупными слезами в ее голубых, некогда прекрасных глазах…
