На полдороге от цели пути их нагнала на колеснице, запряженной белыми мулами, в накинутом поверх белого пеплоса пурпуровом царском плаще жена Одиссея.
Опустясь по крутому откосу, рабы и домочадцы царя помогли его детям вытащить и подвести к удобному месту ладью Телегона. Поставив на корме и в носовой ее части кувшины с водой и съестные припасы, они постлали на дно овечьи мягкие шкуры, накрыли их чистою тканью и уложили стонавшего от боли Одиссея. Телегон поместился на носу, а Телемак с Пенелопой на корме. Влезшие в воду рабы вывели тяжело нагруженную лодку на глубокое место.
Телегон бросил в воду концы прикрепленных к резному носу с изображением лотоса длинных веревок и свистнул в висевшую у него на шее пеструю раковину. Провожавшие своего царя жители Итаки видели только, как неподалеку от берега заплескалось, играя, стадо дельфинов, а следом за тем ладья Телегона, колыхаясь на шипящих пеной волнах неожиданно поплыла все быстрей и быстрей в открытое море…
Холодные брызги обдавали пурпур плаща, в который куталась много лет не плававшая по морю, пораженная горем царственная Пенелопа. Сидевший возле нее Телемак то думал о стрясшейся над их семьею беде, то соображал, захлестнет или нет волна внутренность судна. Телегон свистом своим то ускорял, то умерял быстроту бешено мчавших ладью дельфинов Цирцеи. Морской ветер дул ему прямо в лицо, развевая по сторонам длинные пряди черных волос.
Один Одиссей лежал неподвижно, до бороды накрытый своею сидонскою мантией. Глаза царя Итаки были закрыты; лицо неестественно бледно. Он не слышал ропота разбивавшихся около борта пенистых волн и не чувствовал ни запаха моря, ни соленого вкуса брызг, попадавших ему на побелевшие губы.
Заметив, что отец уже мертв, Телемак молча накрыл ему лицо взятым с собою продолговатым и чистым белым холстом.
* * *
На поросшем старыми соснами черном утесе своего лесистого острова неподвижно сидела чародейка Цирцея. Опустив голову на розоватые ладони подпертых коленями рук и распустив воспетые когда-то Орфеем, подобные лучам солнца, огненно-рыжие волосы, дочь Гелиоса устремляла в фиолетово-синюю даль взоры своих черных нечеловечески сверкающих глаз. Волшебница нимфа нетерпеливо ждала возвращения сына, посланного ею к царю каменистой Итаки. Пятнадцать зим пролетело, с тех пор как Одиссей покинул Цирцею после целого года пребыванья у ней. Разбросанные перед царицей гадательные кости расположились в таком прихотливом порядке, что никак нельзя было разобраться, сдержит или нет герой данное им когда-то обещание снова приехать на лесистую Эю.
