Фефела, сам еще не зная зачем, зашел.
— Он скоро придет, — сверкнула глазами Люси, прошмыгнула в спальню и юркнула под одеяло. — Проходи, садись! — и она повелительно похлопала по краю своей кровати. — У Влада все равно ключа нет. Он стучаться будет.
Фефела присел.
— Вот ты, Слава, все астрология, астрология, — начала Люси. — А ты знаешь, что я хиромантию…
— Нет, не знаю, — поспешил перебить ее Фефела.
Он и так-то не знал, зачем здесь сидит, а тут еще эта околесица. «Приехала, сам черт не найдет откуда, запрыгнула Владику на холку, вцепилась и сосет нашу Петербургскую кровушку», — думал Фефела.
А Люси шла напролом:
— Не знаешь… Вот, дай-ка мне руку. Тут посмотришь и в сто раз точнее всяких звезд увидишь. Давай-давай, — и она ухватила Фефелу за руку.
«Теплая. Баба, — почувствовал Фефела. — Сейчас завалит к себе в постельку, и Владик как раз придет. Зачем мне не спалось утром?!»
В дверь постучали. Люси дернулась и нехотя отложила руку Фефелы.
— Иди открой, Слава, — будто через силу и в то же время властно проговорила она.
«Черт! — прошептала про себя Люси, и вонзила длинные ногти в ладошку. Ну, тогда мы тебя под захохулину!»
Пафнутий вбежал, сразу начал его кружить, тискать, и Фефела сам не заметил, как оказался на стуле. А дальше все шло как по маслу. У Фефелы, конечно, была найдена восьмилетняя порча со всеми вытекающими отсюда последствиями.
И вот, наконец, рвота кончилась и облегченный, бледный еще, но уже светлеющий Фефела, утираясь полотенцем, напевал:
— Von Wasser haben wir's gelehrnt,
Von Wasser
В дверь постучали.
Фефела на цыпочках подбежал к засову и закричал на всякий пожарный не своим голосом:
— Кто?
— Это я! — ответил Зигфрид.
— А, Дима, проходи! Проходи, Sieg heil! — улыбался Фефела.
— Sieg heil! Я штудировать, — смело начал Зигфрид.
— Хорошо, хорошо! Давай, вот сюда! — и Фефела распахнул дверь в свою залитую солнцем комнату.
* * *
Пафнутий пришел домой черный.
— Ты шо, Влад? — вышла ему навстречу с тазом Люси.
В тазу скользили очищенные змеи.
— Вставили мне! — сердито ответил Пафнутий, не обращая внимания на лихо исполненную работу.
— Шо вставили, куда? — буквально поняла его слова Люси, и заглянула осторожно Пафнутию за спину.
— Пистон! — еще злее крякнул Пафнутий, и, плюхнувшись в кресло, уставился в окно.
Люси прямо с тазом присела на кружащийся пианический стульчик и завыла себе под нос что-то невероятно грустное. Пафнутий постукивал ей в такт по спинке кресла, а потом, будто опомнившись, грохнул своим шахтерским кулаком и закричал:
