— А вы почем знаете? — сказал один.
— А вы думаете, я бы встал с постели и потащился в такую даль, ежели б не знал? — сказал Рэтлиф.
— А вы бы сели в свой фургончик да ехали к нему не откладывая, — душа спокойнее будет, — сказал Букрайт. Он сидел у столба, лицом к окну, которое было у Рэтлифа за спиной.
Рэтлиф поглядел на него, приветливый и загадочный под своей всегдашней неприметной и насмешливой маской.
— Конечно, — сказал он. — А козы эти у него уже давно. Он, верно, снова пойдет толковать: того-то мне нельзя, а это непременно надо и, уж конечно, счетов наприсылает за свои советы…
Он переменил тему разговора так плавно и вместе с тем так решительно, словно, — как они поняли позже, — вдруг выставил табличку, на которой красными буквами было написано: «Тише!», и приветливо, непринужденно поглядел на Уорнера и Сноупса, показавшихся в дверях лавки. Сноупс не сказал.
— Не рано ли закрываете, Джоди? — сказал Рэтлиф.
— Смотря что вы называете «поздно», — неохотно сказал Уорнер и пошел следом за приказчиком.
— Может, уже пора ужинать? — сказал Рэтлиф.
— В таком случае, я на вашем месте закусил бы да поехал покупать этих коз, — сказал Букрайт.
— Конечно, — сказал Рэтлиф. — Но, может, у дяди Бена к завтрашнему дню лишняя дюжина прибавится. Ладно, была не была…
Он встал и застегнул пальто.
— Перво-наперво коз купите, — сказал Букрайт.
И снова Рэтлиф посмотрел на него, приветливый, непроницаемый. Потом посмотрел на остальных. На него никто не смотрел.
— Да ладно, не горит. А что, ребята, кто-нибудь из вас столуется у миссис Литтлджон?
Вдруг он сказал: «Что это?» — и все сразу поняли, про что он спрашивает, — взрослый человек, босой, в тесном выцветшем комбинезоне, годном разве на четырнадцатилетнего подростка, шел по дороге мимо галереи, волоча за собой на веревке деревянную чурку с двумя приколоченными к ней жестянками из-под табака, и, ничего не видя вокруг, глядел через плечо на пыль, которая клубилась за чуркой. Поравнявшись с галереей, он поднял голову, и Рэтлиф увидел его лицо — тусклые и, казалось, вовсе незрячие глаза, разинутый слюнявый рот, окаймленный легким золотистым пушком.
— Тоже из ихних, — сказал Букрайт хрипло и резко.
Рэтлиф, не отрываясь, глядел на это жалкое существо, — штаны едва не лопаются на толстых ляжках, голова болтается на вывернутой шее, глаза устремлены назад, па волочащуюся в пыли чурку.
— И нам еще толкуют, будто все мы созданы по образу и подобию божию, сказал он.
