— Ладно, не беспокойтесь, — сказал Рэтлиф. — Так, значит, выеду я по этой дороге к Уайтлифскому мосту?
Ночевал он у родственников (он родился и вырос неподалеку от этих мест), на Французову Балку приехал на другой день после полудня, поставил упряжку во дворе у миссис Литтлджон и пошел к лавке, где на галерее сидели явно те же самые люди, что и год назад, когда он в последний раз был здесь, и среди них Букрайт.
— Букрайт говорит, будто доктор-то в Мемфисе вырезал у вас не что-нибудь, а бумажник, — сказал один. — Немудрено, что на поправку ушел целый год. Удивительно, как это вы не померли, когда очухались: хвать, а бумажника нет.
— Тут-то я и вскочил, — сказал Рэтлиф. — А не то бы до сих пор там валялся.
Он вошел в лавку. Передняя половина ее была пуста, но он не остановился, как можно было ожидать, не дал даже глазам привыкнуть к полумраку. Он подошел к прилавку, приветливо здороваясь:
— Здравствуйте, Джоди! Здравствуйте, Флем! Не беспокойтесь, я сам все возьму.
Уорнер, склонившийся над конторкой, за которой сидел приказчик, поднял голову:
— А-а, стало быть, вы опять на ногах.
— И опять в трудах, — сказал Рэтлиф, заходя за прилавок и открывая единственную стеклянную витрину, в которой вперемешку лежали ботиночные шнурки, гребенки, табак, патентованные лекарства и дешевые сласти. — Как знать, может, это одно и то же. — Он принялся тщательно отбирать яркие, полосатые леденцы, одни брал, другие откладывал в сторону. Туда, где за конторкой, не отрываясь от бумаг, сидел приказчик, он не взглянул ни разу, да и тот на него глаз не поднял, — Вы не знаете, дядюшка Бен Квик дома?
— А где ж ему быть? — сказал Уорнер. — Только, сдается мне, вы уже продали ему швейную машину года два или три назад.
— Конечно, — сказал Рэтлиф, откладывая леденец и беря другой. Потому-то я и хотел бы повидать его дома: там, ежели ему станет дурно, будет кому его отхаживать. На этот раз я сам хочу купить у него кое-что.
— Чем же таким он разжился, черт возьми, что вы ради этого вон какой конец отмахали?
— Козами, — сказал Рэтлиф. Он считал леденцы и складывал их в карман.
— Чем?
— Да, да, козами. Вот уж вы бы никогда не подумали, правда? Но во всей йокнапатофской округе и в Гренье нет ни одной козы, кроме тех, что у дяди Бена.
— М-да, и впрямь не подумал бы, — сказал Уорнер. — Только ума не приложу, на что они вам?
— На что человеку козы? — сказал Рэтлиф. Он подошел к колпаку для сыра и положил монету в коробку из-под сигар. — Ясное дело — в фургон запрягать. У вас все здоровы — вы, дядя Билл, миссис Мэгги?
