— Заходите в дом, — коротко пригласил Василий и еще раз бросил взгляд на пустынную улицу.
Братья обнялись. Жена тем временем уже успела зажечь трехлинейку, и при ее свете Василий рассмотрел младшего брата. Григорий раздался в плечах, заматерел, из юноши превратился во взрослого мужчину.
«Постарел, однако, да и чего удивляться, сколько лет не виделись». Григорий, угадав, о чем думает брат, с усмешкой произнес:
— Что смотришь, и ты тоже не помолодел, — он окинул взглядом комнату, хотел что-то сказать, но промолчал.
— Да что же вы стоите, садитесь, гости дорогие, — спохватилась Домника. Она бросила укоризненный взгляд на мужа. — Почему не приглашаешь, хозяин ты или нет?
— Был когда-то хозяином, — неопределенно отвечал Василий.
Его разбирало тревожное любопытство, но он не решался спросить вот так, с порога, откуда вдруг среди ночи возник Григорий, да еще и не один. Василия больше беспокоило не внезапное появление брата, а именно то, что пришел не один. Весь облик незнакомца, его бегающий взгляд, неопределенная улыбка на смуглом морщинистом лице вселяли смутное беспокойство. Едва спутник Григория произнес несколько слов, как Василий понял: «Не из наших мест будет. Зачем пожаловали? — не давала покоя тревожная мысль, — однако спросить он все еще не решался. — Сами скажут», — рассудил Василий и обратился к жене:
— Угощай дорогих гостей, Домника, небось, проголодались с дороги, да и согреться не мешает.
— И то правда, давно пора, — засуетилась женщина.
Вскоре на столе появились миска с мамалыгой, лук, тарелка с солениями и графин вина.
— Вы уж извините, больше ничего нет, — смущенно сказала хозяйка, приглашая гостей к столу. — Чем богаты, тем и рады. Время такое.
Она не пояснила, что именно она подразумевала под временем: то ли конец зимы, когда припасы кончаются, то ли совсем другое, о чем сказать в присутствии незнакомого человека не решилась.
— Да чего там… — Григорий жадно оглядел стол. — Мы понимаем… Не так ли, Марчел? — обратился он к своему молчаливому товарищу.
Тот ничего не ответил, лишь кивнул. Первый стакан выпили, как водится, за встречу после долгой разлуки, и гости набросились на еду. После второго их лица порозовели, скованность, царившая в первое время за столом, исчезла. Василий еще раз извинился за скудное угощение и добавил как бы в свое оправдание:
— Да разве я один так живу? Считай, почти вся Протягайловка. Трудные времена наступили, дорогой брат. Очень трудные. Не знаю, чем все и кончится. Ну, а у вас там как? — он взглянул на Григория.
