— Пора выключать свет в кабине. Тебе придется лечь на пол и надеть плащ и ночемаску, чтобы, если кто тебя и увидит, тебя приняли за очкеца.
Жанет послушно соскользнула с сиденья и наклонилась, чтобы надеть плащ. Прежде чем выключить свет, он не смог удержаться от того, чтобы бросить быстрый взгляд на ее соблазнительную грудь: соски были такими же алыми, как и губы. И хотя он тут же отвернулся, но все, что он увидел мельком, запечатлелось в его сознании с фотографической точностью. Он почувствовал, как его захлестывает желание, и уже знал, что скоро испытает чувство стыда и острого раскаяния. Чтобы скрыть неловкость, он снова заговорил:
— Потом в келью вошел архиуриэлит сандальфон Макнефф, а за ним вся свора теологов и даннологов: психонервические параллелеисты, субстратомисты, проникаторы, хронотрописты, псевдотемпоралисты и космообозреватели.
Они усадили меня на стул, установленный в фокусе модулятора магнетического детектора. Потом ввели мне в вену гипноисповедник, выключили весь свет и стали нараспев читать молитвы и главы из «Западного Талмуда» и «Исправленного Писания». Затем из элохиметра сфокусировали луч…
— ’Es’ase’asah?[14]
— Элохим — это Бог на иврите. А метр — вроде этого, — он указал на один из множества циферблатов на панели. — Только элохиметр круглый и очень большой — у него стрелка величиной с мою руку. На циферблате по кругу расположены, древнееврейские буквы, и во время испытания она прыгает вверх и вниз, оценивая степень непорочности испытуемого.
Большинство людей понятия не имеют, что значат все эти буквы, но я-то — козл. У меня был доступ к книгам, где все это подробно описывается.
— И ты знал, что нужно отвечать, nespfa?
— Fi. Но это не спасло бы меня от гипноисповедника, уж он-то бы вытащил всю правду наружу, если бы только… если бы только я не был болен марсианской чесоткой.
Он рассмеялся, но как-то безрадостно, словно прокаркал.
— Под этим наркотиком, Жанет, вся грязь и непотребство, которое ты когда-либо совершил, или даже просто подумал: вся твоя ненависть к тем, кто выше тебя; все твои сомнения в доктринах Предтечи — вся эта муть поднимается из глубин твоего подсознания, как мыльная пена на поверхность грязной воды в ванне: такая нежная, легкая и тут же буреющая от грязи.
Но я сидел и смотрел на стрелку, словно глядя в лицо самому Господу, Жанет, — можешь ли ты меня понять? — и лгал ему. Но я не переигрывал, я не притворялся слишком непогрешимым или фанатиком. Я даже признался в некоторых небольших многоложествах. В те моменты стрелка трепетала и возвращалась на несколько делений назад. Но на главные вопросы я отвечал так, как нужно. Потому что для меня это был вопрос жизни или смерти. И я победил.
