Приходилось действовать очень аккуратно, чтобы не уронить ее, так как это автоматически вызвало бы сигнал тревоги. Правда, его задачу облегчало то, что в этой комнате хлам и обломки, накопившиеся за века, были убраны, а пол, отполированный ногами многих поколений, был зеркально-гладким.
Оказавшись снаружи, Хэл так же осторожно вернул статуэтку на место. Сердце его колотилось как сумасшедшее. Напряжение от возни с ангелом и волнение от предстоящей встречи с женщиной слились. Он завернул за угол.
Женщина успела отойти от окна и спрятаться за статую коленопреклоненной богини ярдах в сорока от него. Он шагнул в ее сторону и только сейчас понял, почему она спряталась: к нему шел Фобо. Хэл кинулся к нему, чтобы успеть перехватить его достаточно далеко от женщины и в то же время отойти подальше от дома, чтобы их разговор случайно не разбудил Порнсена.
— Шалом, алоха, добрых снов. Сигмен любит тебя, — сказал Фобо. — Ты чем-то обеспокоен. Все еще переживаешь аварию?
— Нет. Просто хочется еще полазать по этим руинам. Они так красивы, особенно в лунном свете.
— Да, они великолепны, прекрасны, сверхъестественны и немного печальны. Я много думал об этих людях, о множестве поколений людей, рождавшихся здесь, игравших, смеявшихся, плакавших, сражавшихся, дававших жизнь другим и умиравших. А теперь все они мертвы, до единого, все обратились в прах. Ах, Хэл, это вызывает у меня слезы и горестные раздумья о собственной судьбе.
Фобо вытащил из кармана платок и высморкался.
Хэл подумал, как много человеческого в этом чудовищном порождении Этаоза. Этаоз. Странное название со странной историей. Как там было? Якобы тот, кто открыл эту планету, впервые увидев ее обитателей, воскликнул: «Это — Оз!» И действительно, аборигены внешне напоминали жука-профессора Очкеца, придуманного Фрэнком Баумом. У них были круглые тела и непропорционально тонкие конечности. Их рты напоминали две растянутые в ширину латинские «V», вставленные одна в другую. Губ у них было четыре — по одной на каждую перекладинку V, разделенных между собой разрезом. Когда-то на заре эволюции они исполняли функции рук, теперь же это были рудиментарные органы, изменившиеся настолько, что вряд ли кто-то мог бы предположить их прежнее назначение. Когда широкий рот этаозца распахивался в дружелюбной улыбке, землян бросало в дрожь. Зубов как таковых у жуков не было, вместо них на челюстях торчали острые зазубренные выросты. С неба свисала кожаная складка — рудимент второго верхнего языка. Именно он придавал речи этаозцев переливчатость, и с его помощью они издавали такие трели, что земляне тщетно ломали языки, пытаясь их сымитировать.
