— Угадай, кто сегодня обедает у нас?
Не решаясь произнести имя, Мари только улыбалась.
— Он придет к шести часам и проводит тебя на вокзал…
Мари увлекла мать за собой в гостиную и, не давая ей снять шляпу, сжала ее в своих объятиях:
— Какая вы — добрая! И какая я — злая!
Тереза решительно отстранилась:
— Нет, нет, я совсем не добрая.
В сопровождении дочери она прошла в столовую.
— Вы должны мне все подробно рассказать, что вы говорили и что он вам отвечал… и потом ваше впечатление…
— Не горячись! Не горячись!
Радостное чувство от сознания, что она доставила Мари удовольствие, сразу исчезло у Терезы. Не следовало давать Мари слишком много надежды, твердила она себе, не следовало ее разочаровывать.
— Да, он придет сегодня обедать… это решено… Но прежде всего он не хочет брать на себя никаких обязательств… Это надо считать раз навсегда установленным. На последнем он особенно настаивал…
— О!
Устремив глаза на мать, Мари, наливавшая воду в стакан, продолжала лить ее, несмотря на то что стакан был уже полон.
— Ты льешь на скатерть, дорогая… Главное, не мучь себя. Выразился он совершенно точно: его пугает сам брак. Он не решается жениться. В двадцать два года это вполне естественно! Но чувство, которое он питает к тебе, здесь ни при чем.
На минуту они замолчали. Мари вытирала пролитую воду. Вдруг она отодвинула от себя тарелку.
— Нет, я не могу куска проглотить. Значит, он вам сказал, что его чувство ко мне… Он так и сказал «чувство»?
Терезе так кажется. Во всяком случае, он не говорил о «любви». Она уже знала, что предвещает это подергиванье уголков губ у Мари, и поспешила добавить, что «чувство» значит любовь. Мари продолжала настаивать: что же он еще говорил во время этого длительного свидания?
— Да разве я все припомню? Он говорил, что с тобою связаны его воспоминания о летних каникулах, что ты многое значишь в его жизни…
— А еще?
Положив локти на стол и подперев подбородок ладонями, Мари не спускала глаз с матери.
— Да право же, не знаю, девочка.
— Но ведь вы почти полчаса провели вместе…
— Мне помнится, мы говорили о музыке.
Лицо Мари приняло страдальческое выражение. Она прошептала:
— Он без ума от музыки.
— А ты ее ненавидишь… как все Дескейру… Нельзя сказать, чтобы это было удачно.
Мари возразила, что по теперешним временам совершенно излишне уметь играть на рояле.
— Сам Жорж говорит, что, если бы я играла, мое исполнение все равно не смогло бы сравниться с пластинками, которые у него имеются.
