Тереза открыла глаза, слабо улыбнулась:
— Пустое… Я весь день была на ногах… Не беспокойся. Мне надо что-нибудь съесть. Анна мне это устроит. Тебе тоже необходимо отдохнуть. Подумай о том, что я тебе сказала.
— Как мило с вашей стороны, Анна, что вы помогли мне раздеться… Приготовили грелку… Как хорошо лечь! Взбейте немного подушки… Вот так. Теперь опустите абажур. Вы остудили бульон?
Анна протянула чашку.
— Как вы находите бульон, мадам?.. Мадемуазель уже легла.
— Тогда, пожалуйста, не шумите в кухне. Сейчас еще только десять часов. Вы уходите сегодня вечером?
Анна отрицательно покачала головой: сегодня вечером она будет шить свое приданое.
— В таком случае, если вы не возражаете… О! Всего на четверть часика!.. Приходите сюда с работой… Мы не будем разговаривать. Но мне так приятно будет ваше присутствие. Я смогу лучше отдохнуть.
— Если это доставит мадам удовольствие…
Лампа отбрасывала на потолок светлый круг, как в детстве Терезы, когда она бывала больна. Тогда, как и в этот вечер, она при свете лампы следила за неловкими движениями грубых рук, подрубавших простой холст.
Тереза знала одну тайну: под толстым слоем наших поступков в нас живет нетронутая, неизменившаяся душа ребенка, эта душа ускользает от власти времени. В сорок пять лет Тереза снова становится той маленькой девочкой, которую при наступлении сумерек ободряет, успокаивает присутствие нянюшки.
— Анна, что вы подумали сегодня утром?
Служанка вздрогнула:
— Сегодня утром?
— Да, когда вы увидели смятую постель, беспорядок, бутылку шампанского?
— Ничего не подумала, мадам.
— Вам наговорили обо мне много скверного? Признайтесь! Консьержка… мясник…
— О! Что касается мясника, то это неверно, мадам! А кроме того, я-то ведь знаю, что это неправда. Я так и говорю: если кто может что-нибудь сказать, так это только я, не так ли?
Тереза ничего не ответила. Она сдерживала дыхание, чувствуя, что ее душат слезы. Анна не должна этого заметить. Но как можно плакать и не задыхаться, не всхлипывать, не захлебываться слезами (ведь плачет в нас всегда ребенок — как он один умеет это делать, — десять ли нам лет или пятьдесят…).
— Ах, мадам! Мадам!
— Ничего, ничего, Анна…
— Это мадемуазель вас так расстроила!
— Все уже хорошо, видите? Сейчас я буду спать. Побудьте со мной еще несколько минут.
Она закрыла глаза и уже через минуту сказала служанке, что та может уходить. Сложив работу, Анна встала:
— Спокойной ночи, мадам.
Тереза ее окликнула:
— Вы не поцелуете меня?
