Но вам этого мало. Вы забираете всех, кто мне дорог. Одного за другим.
Сначала друзья, потом… Что у меня осталось? Что теперь у меня осталось?
Ради чего еще стоит жить?»
— Всё, — сказал вдруг Утер, повернувшись к нему. — Змея, наконец, издохла.
Пусть падаль останется здесь. Пойдем выпьем, друг Марк. Тебе это нужно. Да и мне тоже, пожалуй…
Сначала послышался звон ключей, потом лязгнул тяжелый железный засов, и дверь с недовольным скрипом отворилась. Она определенно не любила открываться и выпускать на волю узников.
Петрей прищурился и поднял руку, заслоняясь от яркого света — глаза успели привыкнуть к темноте. В дверь просунулась голова бургундского стражника.
— Римлянин, выходи, — сказал он и отступил в сторону.
Центурион поднялся на ноги, почти не сомневаясь, кого он увидит за дверью.
Он не ошибся, в коридоре стоял Феликс. Покачав головой, священник с неудовольствием оглядел узника.
— Пошли, герой, — сказал он. — Хотел бы я знать, для чего ты устроил все эти ночные безумства. Какая муха тебя укусила?
Петрей невозмутимо пожал плечами, но отвечать не стал — не хватало еще болтать при стражниках. Все то время, что они шли через широкий двор лугдунской крепости, говорил один только Феликс.
— О чем ты только думал? — сокрушался он. — Мне пришлось самому обратиться к королю Гундиоху. Но и моего слова было бы мало. Хорошо еще, добрый Патий согласился за тебя заступиться. Хотя и сделал он это скрепя сердце. Два епископа за тебя просили! Это ты понимаешь? Впрочем, нечестивый Гундиох мог и не прислушаться к нашим словам, да за тебя поручился некий Хаген и еще какой-то бургундский офицер — настоящий титан, судя по виду. Мне показалось, их заступничество в глазах старика было более весомым, чем наше. Ну да, слава Богу, тебя все же выпустили.
Они остановились перед воротами, ожидая пока их откроют. Здесь же у ворот стражник вернул Петрею отобранный при задержании меч.
— Это же надо додуматься — ограбить греческого купца! За этим ли мы прибыли в Лугдун? Я был о тебе лучшего мнения, Петрей!
— Я и сам был о себе лучшего мнения, — сказал центурион, едва они покинули крепость. — Надо было прирезать грязного развратника. Зря я Лутация пожалел.
— Как?! Ты еще и убийство готов был совершить?! Впрочем, о чем я толкую…
— Послушай, жрец. Не надо тут причитать. Это тот самый грек, о котором я тебе говорил. Тут у нас целое посольство к алеманам направляется. И я узнал, кто их отправил. Император Лев, если проклятый грек не соврал.
