— Вот это баба! Сиськи что надо. Я бы ее…
— Господи, прости! — воскликнул Патий и стремглав выбежал из кельи, едва не опрокинув стол.
— Имей же совесть, Петрей! — произнес Феликс, недовольно покачав головой.
— На этой фреске, как я тебе уже говорил, и не раз, изображена святая Бландина, покровительница Лугдуна, чьим именем названа церковь, в которой мы с тобой и остановились.
— Да мне-то что? Голая баба, она и есть голая баба.
— Чтоб ты знал, ее жестоко замучили язычники. Сначала ее клали на раскаленные угли, а потом в ивовой корзине бросили зверям, и они терзали ее плоть. И только когда на теле святой мученицы не осталось уже живого места, язычник зарезали ее, видя, что Бландина не отречется от веры Христовой даже под самой зверской пыткой.
— Ага. Веселые у вас бабы. Ну и ладно, главное, что этот твой друг нас в покое оставил.
Феликс с подозрением поглядел на центуриона.
— Постой-ка… Да ты ведь и не пьян вовсе!
— Точно. Вернее, пьян, но не сильно.
— Зачем тогда ты, во имя всех святых, устроил этот цирк?! Наш добрый хозяин Патий был просто в ужасе от твоих слов!
— Вот и хорошо. Не верю я этому святоше.
— Не стоит бросаться такими словами, Петрей. Патий — мой добрый друг и славный римлянин.
— Конечно. Один твой «добрый друг» уже чуть было не отправил нас всех в Элизий. Второго мне не надо. А этот Патий… Он либо продался бургундам, либо просто непроходимый дурак. Ни то, ни другое нам ни к чему не нужно.
— Где это ты набрался подобных сведений? В кабаках, тавернах и лупанарах?
Там, кажется, ты проводишь все свое время?
Петрей наклонился и принялся расшнуровывать калиги:
— Этот ты верно заметил, жрец. Провожу. В кабаках. В тавернах. В лупанарах. И не один. А с моими хорошими друзьями бургундами…
Феликс поняв, куда он клонит, стал внимательно слушать. Петрей, между тем, стащил сначала одну калигу, потом другую и не спеша разместился на ложе.
— Так вот, жрец, — сказал он. — Один раз я ошибся. Из-за меня там, на юге погибли наши солдаты. Слухи до Лугдуна уже дошли. Второй раз я не ошибусь. И я не вернусь к Крассу, пока не сделаю все, что можно для нашей победы.
Дай-ка выпить.
Феликс наполнил кружку и протянул центуриону. Тот приподнялся на локте, отпил и вдруг громко фыркнул, едва не обрызгав священника.
— Вода?! Сам пей эту гадость! Хорошо, что я прихватил с собой мех доброго вина.
Он снова сел, развязал мех и принялся пить. Его кадык так и ходил под кожей.
— Уфф… — Петрей утер губы и снова растянулся на ложе. — Денек был…
