- Теперь, да, - ответила она, хотя в уголках ее сознания все время звучал припев: "Но Джоанна сказала..." В ней вспыхнул короткий бунт и она спросила:
- Вы что же, утверждаете, что не катаетесь на лыжах, не ездите в Кап-Ферра и не бываете приглашены на приемы?
- Нет, я не утверждаю этого. Я действительно все это делаю. И многое другое тоже, как вы справедливо подозреваете. - Он прямо посмотрел на нее, не щадя ее. - Я мужчина, в конце концов. Я много работаю и имею право хорошо отдохнуть.
Линнет слегка покраснела и смотрела себе под ноги, но ровный, без эмоций голос продолжал:
- Для меня единственное спокойное время утром, и вот вместо того, чтобы читать газеты и пить кофе, я вынужден объяснять вам вещи, которые очевидны всякому, у кого есть мозги и кто умеет пользоваться ими.
Она вздрогнула о г этих слов, как будто ее ударили.
- Я не думала...
- Это видно, что не думали.
Он перевернул газету и показал ей на первой странице заметку с фотографией разрушенного здания. - Это был наш нефтехимический завод, недалеко от Рима, где произошел взрыв. Как вы понимаете, там есть жертвы - что неприятно. Нужно навещать людей в больнице, выплачивать компенсации. Должно быть проведено расследование. Лишь час или два короткого сна. - Его палец указал на статью, а затем обвинительно на нее. - Можете себе представить, как приятно, вернувшись домой, выслушать дурацкую и неуместную лекцию от какой-то девчонки?
Линнет готова была провалиться от стыда, но это было уже слишком. Она вскинула голову и посмотрела на него яростно сверкающими, широко открытыми глазами.
- Вы не правы! - яростно запротестовала она.
- Нет? Тогда докажите это. Думайте сами, Линнет, а не полагайтесь на слухи, которыми вы пользуетесь.
Он встал, сложил газету и бросил ее на стол. Затем покинул комнату, но, прежде чем закрыть за собой дверь, полуобернувшись посмотрел на нее суровым взглядом.
- И не выходите на солнце! - приказал он.
Пока он не вышел, в комнате ощущались раскаты его холодной злости. Неуверенными руками Линнет налила себе чашку кофе и постаралась выпить, но ощутила лишь горечь во рту. Она нервно катала хлебный шарик между пальцами, не в силах заставить себя есть.
Невозможно было испробовать и забыть его гнев. Ей пришлось смириться с этим, признать, что для этого есть основания. Ее оправдывало только то, что она ничего не знала о его жизни и узнала лишь теперь - но почему? Потому, что она полностью и безоговорочно доверяла тому, что ей рассказывала Джоанна. А Джоанна, ее подруга, которой она верила без всяких сомнений, видимо, не всегда была честна, когда рассказывала о своем муже.
